Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Реальность… Реальность оказалась более интересной. Когда я узнал, к чему именно готовятся силы СНП, подумал о том, что в Вашингтоне сидят хитрожопые черти. Серьёзно, они умудрились убедить всех в том, что мы будем отвоёвывать Иерусалим, а на деле основной удар оказался нацелен на Борегар, захваченный в самом начале войны и находящийся в глубине обороны противника. Правда чуть позже, посидев над картой, стало немного страшновато – удар по Борегару ровно между, по-прежнему захваченными Миннесотой и Кефалом, разделит силы кентавров на две части. С одной стороны интересный ход, а с другой – долго ли они будут разделены? Если мы не удержим линию прорыва, окажемся в окружении. Остаётся надеяться, что генералы в Вашингтоне всё продумали.
Уже во время полёта к нашей цели выяснилось, что в операции участвует крупнейший флот за всю историю СНП. Почти тысяча кораблей различных классов, и это только боевые, помимо них с нами летят под пять сотен транспортников и десантных кораблей. Для одного лишь Борегара – это многовато, так что, подозреваю, Миннесоту и Кефал тоже будут отбивать. Да и линию прорыва мы, скорее всего, удержим. Интересно только, что в это время будет происходить на других фронтах? Сомневаюсь, что там остались крупные силы.
От Аномалии до Борегара «Хофунд» добирался три недели. В одиночку он сделал бы это за две, уж больно большое расстояние, но в составе огромного флота и такой результат можно считать отличным. Бой у планеты начался практически сразу, как мы вошли в систему. Его начало мой взвод встретил на боевом посту в ангаре, а закончился он, когда мы заступили на пост в двигательном отсеке. То есть, в общей сложности, он продлился меньше суток, что по моему опыту очень мало. По факту, это и боем-то назвать было нельзя, скорее бойней. Висящие на орбите Борегара форты кентавров никто даже не пытался захватывать, удивительно, но уже на следующий день в систему вошла «Волчья стая» – форты СНП соответствующего класса. Насколько я знаю, транспортировка любых фортов довольно не быстрое дело, так что подобная скорость и идеальный расчёт буквально кричит о том, что в планировании операции участвовала пара логистических гениев. А может и не пара, уж больно у нас всё чётко получилось.
В общем, космическая часть операции проходила идеально, проблемы появились когда мы приступили к освобождению планеты.
– У меня вопрос, сержант, – произнесла Афина.
Я со своим взводом в этот момент находился на дежурстве у силовой установки. Сидеть нам там оставалось ещё полчаса, так что настроение было приподнятым.
– Спрашивай, – произнёс я, облокотившись локтём на одну из защитных плит.
– В чём измеряется ценность человеческой жизни? – удивила меня вопросом Афина. – Почему один человек может быть ценнее десяти?
– Чёрт, ну и вопросики у тебя, – не знал я что на это ответить. – Тут надо по ситуации смотреть. Например, носитель важной информации будет ценнее большинства людей. Но, насколько именно, от самой информации зависит. Или, к примеру, знания и навыки – тот же генерал важнее рядового или даже капитана. Но опять же, многое зависит от ситуации. В мирное время, как по мне, полицейский или солдат стоят меньше, чем гражданский, а в военное время – наоборот. А к чему, вообще, такие вопросы? – спросил я с подозрением.
– Один час двенадцать минут назад начата операция по спасению гражданского населения, зажатого силами кентавров. При спасении трёхсот двадцати человек уже погибло больше четырёх сотен.
Четыреста человек за час? Ничего себе там мясорубка происходит.
– Мы же имеем абсолютное доминирование в космосе, – произнёс я удивлённо. – Откуда такие потери?
– Аномальное насыщение противокосмическими, противовоздушными и противоракетными системами обороны, – ответила Афина. – Командование не ожидало, что дарахийцы настолько хорошо укрепят планету у себя глубоко в тылу. Более, чем хорошо, – уточнила она.
А почему нет? Что мешало кентаврам это сделать? Похоже в Вашингтоне не такие уж и умные генералы сидят.
– Мда… – вздохнул я. – Как по мне, гражданских можно было и не спасать. Конкретно сейчас, – уточнил я. – Кентавры же не вырезают их. Сидели два года на захваченной планете, посидели бы ещё чуть-чуть.
– Данные гражданские являются «ничтожествами» по классификации дарахийцев, – пояснила Афина. – Подлежат немедленному уничтожению.
«Ничтожества» – это вольный перевод с дарахийского. Если быть более точным, отаранха переводится как – не имеющие смысл. Это даже не классификация, это скорее определение. Чуть выше стоят падшие, а ещё выше рабы обыкновенные. Кентавры существа довольно дисциплинированные, если кто-то попал в касту рабов, он будет подчиняться правилам. Для них это естественно, людям такое не понять, из-за этого любое нарушение какого-либо правила, гласного или негласного, делает раба падшим – самый низкий социальный уровень у кентавров. А ещё один залёт делает падшего «ничтожеством», которого нужно немедленно уничтожить. То есть рабы кентавров могут ошибиться лишь один раз, после второго они вычёркиваются из списка живых. Но люди – не дарахийцы, для нас нормально послать захватчика нахрен, либо специально не выполнить рабочую норму, а то и вовсе вслух возмутиться злодеяниями «хозяина». И если один раз на что-то подобное не обратят внимания, то во второй – просто пристрелят.
– Офигеть, – удивился я. – Триста человек разом?
– Партизаны и их семьи, – ответила она коротко. – На Борегаре таких много.
Если брать во внимание только эмоции, то я за то, чтобы спасти женщин и детей, но солдаты ведь тоже люди, мы тоже имеем право на жизнь, и когда за час боя погибает больше человек, чем необходимо спасти, появляются сомнения. И вопросы по типу того, что задала Афина.
– А среди этих партизан есть какие-то значимые люди? – спросил я.
– Генерал Майер, – ответила она. – Начальник штаба обороны планеты Борегар.
Оу. Ситуация проясняется…
– Похоже, из-за него всё и завертелось, – произнёс я. – Похоже, командование посчитало, что его жизнь достаточно ценная.
После разговора с Афиной у меня стало крепнуть