– Кто-то должен остаться здесь. Мэтт уже на подходе. Это он мне рассказал, – сообщает Дэниэл.

– Мэтт? – удивляюсь я. – Мэтт, помощник Талии?

– Что там с Мэттом? – включается Талия.

– Он скоро будет здесь, – говорю я.

– Мы вместе приехали, он сейчас паркует машину.

Талия удивленно качает головой.

– Ладно, тогда вы двое идите и ждите доктора, – командует она. – Лина, ты и я встретим Мэтта.

Я подхожу к новой сестре за стойкой регистрации и говорю, что приехали родственники Кори.

– Две тети, один дядя и… двоюродный брат, – сочиняю я, потому что Мэтт слишком молод для другой роли. Она удивленно смотрит на нас: у Талии черный цвет кожи, у Лины – белый, Дэниэл – азиат.

– Я их оформлю. – Она, не скрывая своего скепсиса, берет права Дэниэла и впускает нас в отделение интенсивной терапии. Как только за нами закрываются двери, Дэниэл берет меня за руку.

– Можно? – спрашивает он. – Если что, я не настаиваю на том, чтобы мы ходили парой, я просто… Мэтт позвонил и рассказал, что твоя дочь получила серьезную травму. Я не мог не приехать. Просто потому что, как бы там ни было, ты мне глубоко небезразлична.

– Хорошо, что ты приехал. Но как Мэтт тебя нашел?

– В Твиттере. Я… Когда появились первые фото твоей мамспринги, еще в июне… я отправил личное сообщение в аккаунт журнала. Сказал, что мы с тобой ходили на свидание, и попросил, чтобы они передали тебе мой номер.

– Правда?

– Да, от безысходности. Когда я увидел тот популярный хэштег и понял, что на фото – ты, я… не смог противиться искушению и просто оставить все как есть.

– Мэтт мне ничего не передавал.

– Да, и я ему сегодня это высказал. Но все закончилось хорошо – я нашел тебя на Фейсбуке. То есть, – осекается он, – закончилось так, как закончилось. Я приехал не поэтому – не для того, чтобы на тебя давить или уговаривать. Я здесь просто как друг.

– Я рада, что ты здесь. Друг или не друг… Просто… моя изначальная предрасположенность тоже здесь, – киваю я на комнату отдыха.

Дэниэл остается невозмутимым.

– Это хорошо. Кори нужна семья.

– Он спит. Думаю, его мозг просто отключился от перегруза.

Дэниэл смеется.

– Ладно. В любом случае, я больше не собираюсь избегать изначальных предрасположенностей. У меня теперь новый взгляд: если к нашему возрасту у тебя нет изначальной предрасположенности, значит, что-то ты делаешь не так.

– Возможно, но никаких гарантий дать не могу. Я слишком волнуюсь за дочь, чтобы думать об этом.

Он кивает и крепко сжимает мою ладонь.

– Я здесь, чтобы тебя поддержать. Допустим, в мои задачи может входить тебя кормить, поить и держать за руку, если тебе страшно.

– Мне очень страшно.

– Тогда я лучше не буду отпускать твою руку.

Я опускаю взгляд на его руку. Смотрю ему в глаза. «Да», – говорит мое сердце. Сейчас я хочу, чтобы со мной были Талия, Лина, Дэниэл и даже Мэтт. Когда мы узнаем, что все будет хорошо, я захочу, чтобы и Джо был здесь. И чтобы Кори, когда придет в себя, посмеялась над моими слезами. И чтобы Джон был прекрасным отцом и больше никем. Чтобы Лина была рядом, а Талия приезжала и привозила мягких гепардов, а Дэниэл крепко держал меня за руку. И там, где есть эти люди – будь то Нью-Йорк, Пенсильвания или больница в северной части штата – там хочу быть и я.

Я кладу голову Дэниэлу на плечо.

– Спасибо.

Я вижу тень на двери, которая превращается в шаги. Наконец, шаги превращаются в голубые хирургические костюмы и передо мной возникает доктор Бох с непроницаемым выражением лица. Она набирает в легкие воздух и начинает говорить.

Полторы недели спустя.

– Эми, ты готова? – Дэниэл снова держит меня за руку. Крепко. Я качаю головой.

– Слишком рано. Я пока не могу.

Он сжимает губы.

– Не рано, как раз пора. Иначе им придется домысливать.

Я набираю в легкие воздух. Хорошо. Он прав. Пора. Я справлюсь.

– Она на обезболивающих?

– Нет, – отвечает он. – Действие опиатов закончилось несколько часов назад, и новой дозы она не просила. Думаю, ей правда лучше.

В который раз я шепотом произношу благодарственную молитву.

– Тогда пойдем и расскажем им, – отдергиваю я свою руку, как от горячей плиты.

Мы переступаем порог палаты, в которой Кори восстанавливается. Она сидит в кровати рядом с Джо, и вместе они смотрят выставку собак по каналу «Animal Planet» на испанском языке.

– Все-таки мне нужно было вернуться раньше, – сокрушенно говорит мне сын, не успела я открыть рот.

– Почему? Зачем было бы пропускать лагерь, если выяснилось, что с Кори все будет в порядке и она все равно не сможет ничего делать, кроме как лежать и отдыхать?

– Не знаю. Я чувствую вину за то, что не был рядом тогда, когда она больше всего во мне нуждалась.

– Я нуждалась не в тебе, а в нейрохирурге, – пихает она его локтем. – Или ты из Алабамы привез диплом врача, а не свой дурацкий сертификат?

– Похоже на обесценивание поддержки ближайшего родственника, – хмурится Джо.

– Да нет. Просто ты приехал сюда в наиболее удачное время. Мама уже начала действовать мне на нервы, папа был в Чикаго, так что теперь – все на тебе.

– Он снова уехал? Уже? – удивляется Дэниэл.

– У него несколько встреч, – поясняю я. По моим подозрениям, присутствие здесь Дэниэла доставляло ему сильный дискомфорт, и он решил ухватиться за эту возможность. – Он проведет остаток лета с нами в Пенсильвании. И дети снова увидятся с ним на День благодарения и зимние каникулы.

Я множество раз обсуждала это с детьми, когда Кори пришла в сознание, и Джон обсуждал с ними тоже. Они повторяют одно – что согласны, что поддерживают наш план. Да, они хотят провести рождественские каникулы за океаном. Нет, они никогда и не надеялись, что он останется. Да, им было весело, но они хотят вскоре вернуться к своей обычной жизни и в любом случае будут видеться с ним каждые два месяца и проведут с ним все следующее лето. Плюс, как обнадеживающе говорит Кори, в соответствии с соглашением о разделе имущества, которое мы наскоро заключили и которое будет слушаться в суде перед самым началом учебного года, он будет платить мне алименты, а значит, лето прошло «не зря».

Дэниэл знает, что Джон и я подали на развод, но он не принимает участия в наших семейных беседах, поскольку пытается быть «другом» и не нарушать пространство нашей семьи. На его лице написано недоумение, поэтому я добавляю: