Он попытался размышлять. Не получалось. Позвонил Мауре. Долго слушал прерывистый сигнал — без ответа. Решил расшифровать второй кусок, к которому относились первые буквы, что он расшифровал, в конце ленты — последние слова, написанные бедным Фольезе.

Расшифровал. И застыл, пораженный, как жертва перед смертью. Все было ошибкой. Все противоположно тому, что он себе представлял.

Никто — никто больше не в безопасности.

28 октября 1961 года

От: Итало Фольезе

Кому: Миланская континентальная церковь (Италия)

Рапорт: директива Ишмаэля и катастрофа с Маттеи; «Коррьере делла сера» и другие издания; миланский отдел расследований.

По завершении операции «Энрико Маттеи», начального акта деятельности Великолепного Ишмаэля в Италии, передаю рапорт о состоянии журналистских расследований и приложение, касающееся оценки случайных помех.

Насколько известно, смерть Энрико Маттеи будет вскоре интерпретирована как несчастный случай. По крайней мере это касается главного издания страны: версия редакции станет переложением официальной версии. Та же ситуация наблюдается в других редакциях. В коммунистической среде есть некоторые раздумья по поводу того, не сделать ли своим коньком версию покушения, особенно в связи с эпизодами, которые объединяют КПИ и фигуру Энрико Маттеи.

В общих чертах все, что было предугадано Великолепным Ишмаэлем, развивается по ожидаемой схеме. Следует подчеркнуть, что все без исключения издания без сокращений напечатают сообщение о том, что от расследования отстранен миланский отдел расследований, в котором, как известно, некоторые личности поддерживали тесную связь с Маттеи. Было воспринято как совершенно естественное обстоятельство, что расследование будет вести прежде всего прокуратура, разумеется, опираясь на секретные службы, где присутствие наших людей будет максимально эффективным.

Вчера в «Коррьере» приходил молодой инспектор Давид Монторси. Он ведет расследование, касающееся Символа Ребенка, несмотря на то, что наши люди внутри отдела расследований сумели перехватить это дело и направить его в контролируемое русло. Несмотря на то что у него забрали это расследование, инспектор Монторси незаконно ведет собственные разыскания. Ему совершенно неясна роль этой находки, и прежде всего он оказался не в состоянии связать ее со смертью Энрико Маттеи. Он считает, что Символ Ребенка — событие, значимое само по себе. Тем не менее Монторси сумел обнаружить в архиве «Коррьере» фотографию первых послевоенных лет, сделанную возле мемориальной доски партизанам на спортивном поле Джуриати в том самом месте, где был оставлен Символ Ребенка. Монторси не смог узнать нашего человека среди людей, запечатленных на фотографии. Я получил инструкцию сообщить инспектору Монторси о существовании Ишмаэля. Я выполнил эти распоряжения, уверив Монторси в том, что буду работать вместе с ним, чтобы найти возможные дальнейшие элементы картины.

Вот какие данные я смог собрать о нем. Давид Монторси, 36 лет, женат на Мауре Паолис. В течение семи лет работает в полиции, на разных уровнях. Два года назад был назначен инспектором отдела расследований. Не поддерживает отношений с коллегами. Его зарплата — чуть меньше того, что положено по должности инспектора. Нет уверенности, что его можно подкупить, хотя карьера его интересует, и другие детали его личной жизни могут оказаться полезными в целях вероятного убеждения.

Остаюсь в ожидании дальнейших инструкций.

Преклоняюсь перед вековечным величием Великолепного Ишмаэля, его верный ученик,

Итало Фольезе.

У Монторси перехватило дыхание. Сердце билось неравномерно, толкая наружу волны дурной крови. Он был бледный, серый. Провел руками по щекам, ощутил грубую неаккуратную щетину. Встал, подошел к окну. Стал быстро дышать прямо в стекло, чтобы прогнать ледяную тень опасности за спиной.

Ему показалось, будто он чувствует между сухим языком и клейким нёбом вкус олова и крови. Ему показалось, будто он замечает в событиях признаки неминуемого конца. У него опустились плечи, живот начал дрожать. Итак, Фольезе был «верным учеником Ишмаэля»… Итак, на фотографии Маттеи на Джуриати фигурировало лицо одного из многочисленных и могущественных людей Ишмаэля… Кто убрал Фольезе? И почему? Он слишком много знал? Ишмаэль избавился от него?

Ишмаэль знает о нем. Фольезе просил инструкции по поводу того, как вести себя с ним, и получил их. Ишмаэль приказал сообщить ему о существовании секты.

Фольезе написал: «Нет уверенности, что его можно подкупить, хотя карьера его интересует, и другие детали его личной жизни могут оказаться полезными в целях вероятного убеждения». Что это значит? Ишмаэль хочет приблизить его?

Он подумал о Мауре.

Фейерверк имен и голосов вращался вокруг него.

И тогда тяжело зазвенел телефон.

Это был доктор Джандоменико Арле.

У лис есть норы, но у сына человеческого…

Грэм Грин. «Наемный убийца»

Неподвижно, часами, в машине, напротив отеля «Форбах». Лопес и Хохенфельдер обменялись всего несколькими словами: в компании подобных засранцев Лопесу было тяжело заниматься слежкой, и пару раз он выходил на улицу, изгоняя усталость при помощи двух папиросок. Лаура Пенсанти. По телефону она смеялась. Они не говорили об Ишмаэле. Не говорили об обществе садомазохистов. Он не сказал ей, что находится в Гамбурге. Он спросил ее, могут ли они встретиться. Она заставила его повторить. Велела повторить медленно. Он повторил вопрос медленно, улыбаясь. Она спросила его, улыбается ли он, а он промолчал. Она сказала ему:

— А теперь повтори мне это медленно. И не улыбаясь.

Он подчинился. Она принялась смеяться. Он будет над этим думать. Они поговорили еще немного о работе друг друга. Потом она попрощалась, напомнив ему о том, о чем он хотел, чтоб ему напомнили. Она сказала:

— Ты хотел бы попросить меня, да? Ты хотел бы попросить меня еще раз поговорить о вчерашней ночи, да?

В этот момент Хохенфельдер высунулся из окна, сделал ему знак, он очень быстро попрощался с Лаурой. Вунцам вызывал по рации. Все готово. С восьми часов они оцепили всю зону дока 11. Два отряда агентов в штатском дежурили в порту, наблюдали за грузовыми судами. Два агента, тоже в штатском, засекли Льюбу и следили за ним. Ребекка не покидала отеля «Форбах». Никаких звонков. Может быть, она спала. С Вунцамом они договорились созвониться еще. Как только покажется шведка, Лопес и Хохенфельдер сообщат.

20 часов 40 минут. Ничего.

20 часов 50 минут. Какое-то движение в вестибюле «Форбаха».

20 часов 55 минут. Ребекка.

Она шла торопливо. Не стала ловить такси. Хохенфельдер вышел, Лопес остался в машине. Он думал о кокаине, который Кламм, наркоторговец, оставил в «Палле», в баре на углу, в ста метрах от «Форбаха»: один из перехваченных телефонных разговоров Ребекки. Они медленно проехали мимо широких витрин «Палла», когда прибыли сюда днем. За стойкой стоял странный персонаж с нелепой шевелюрой, весь в локонах, одетый в слишком широкий смокинг. В остальном, казалось, это был ничем не примечательный бар, очень просторный. Из машины Лопес наблюдал, как все входят и выходят. Он видел Ребекку метрах в пятидесяти впереди Хохенфельдера, она была спокойна. Хохенфельдер вошел в «Палл» через пару минут после нее. Вышел оттуда раньше. Остановился на углу. Вышла Ребекка. Никакого свертка, никакого пакета. Если она что-нибудь забрала, то спрятала в сумку. Направилась к «Форбаху». Хохенфельдер остался стоять на углу. Ребекка вернулась в отель. Все это заняло десять минут. В машине Хохенфельдер сказал, что они все правильно предусмотрели: она спускалась, чтобы забрать кокаин. Никаких проблем.