«ОК, но тогда в чем наша выгода?» — последовал вопрос. Бойл тогда начал подхалимски распространяться о том, что мы хотели бы снять часть фильма в прекрасном Белизе, который предстал для нас глотком свежего воздуха посреди охваченного войнами региона. К тому же мы дадим возможность подзаработать местным жителям. Это понравилось нашему собеседнику. Мы не обсуждали денежные вопросы, но было вполне очевидно, что если мы серьезные люди, то он должен быть в доле. «Пишите письмо», — сказал он, удовлетворенный тем, что обозначил свои условия. Он записал наши имена и адреса (нужды в обмене визитками не было) и покинул нас. Много позже, когда у меня появилась возможность изучить вопрос, я обнаружил, что тот человек совсем не был похож на премьер-министра Белиза, который был смешанного расового происхождения.

На фоне всего этого Бойл еще и сражался с Госдепартаментом по поводу своего паспорта. Проблема заключалась в некоем «нарушении», которое он допустил в одной из отдаленных стран, куда ездил как «военный корреспондент». Он попытался оформить себе в консульстве США новый паспорт на пять лет, но ему пришлось удовлетвориться временным удостоверением, которое позволило ему въехать в Мексику — рай для яппи со всеми удобствами в американском духе после хаоса Центральной Америки.

Джеральд Грин, владелец компании по обслуживанию киносъемок, принял нас у себя в Мехико. Это был лощеный и очаровательный делец со слабовольным лицом и постоянно озабоченным взглядом. В нем было довольно много от Алека Гиннесса из фильма «Наш человек в Гаване». Удивительно, но он станет ключевой фигурой в моей жизни, но, в отличие от Бойла, Джеральд с его аскотскими галстуками и британским акцентом (он родился в ЮАР) принадлежал к лиге джентльменов. Он употреблял мартини и другие коктейли не менее резво, чем Бойл, но умел скрывать степень опьянения. После якобы успешной карьеры в мире британской рекламы он спродюсировал в Мексике несколько фильмов категории B[109]. Благодаря своей деловитой жене-мексиканке Патриции он пользовался правительственными субсидиями и благоприятными договоренностями с банками. Он работал координатором Де Лаурентиса на съемках «Дюны» в 1984 году и Carolco, новой популярной независимой кинокомпании Марио Кассара и Эндрю Вайны, на съемках «Рэмбо: Первая кровь 2», где Вьетнам была призвана изображать Мексика. Он был страстным поклонником моего «Взвода», который ему как-то довелось прочесть, и настойчиво просил от меня бесплатный опцион, обещая добиться съемок фильма. Грин также уважительно относился к моим идеям по ненаписанному «Сальвадору». Мексика бы идеально подошла для съемок, где к нашим услугам была бы его киностудия в Чурубуско, договоренности по оборудованию, работающие электрогенераторы, съемочные группы, кастинг-директора и опытные актеры, а также возможность набрать массовку из рядов открытой к сотрудничеству мексиканской армии, которая не была занята войной с какими-либо повстанцами. Иными словами, здесь была полноценная инфраструктура для съемок. Что касается финансов, то тут Джеральд испытывал некоторые сложности. Он нервно курил практически без остановки и, как любой инди-продюсер, был в состоянии постоянного поиска новых проектов. Ему в этом помогала вечно виноватая физиономия бассет-хаунда, которая заставляла его собеседников считать, будто бы они могут надавить на Джеральда, хотя все было как раз наоборот — это он был весьма умен и ловко добивался своего. Я проникся к нему глубокой симпатией после того, как он помог мне пройти через ад следующего года. Он уточнил, может ли дать почитать «Взвод» своему «другу» в Лос-Анджелесе, Арнольду Копельсону, успешному независимому юристу и закупщику иностранных фильмов. Почему бы и нет? Терять мне было нечего.

Воодушевленный открывающимися возможностями, я самолетом вернулся в Лос-Анджелес, чтобы дописать сценарий. Бойл же отправился в «Сальволэнд», чтобы попытаться пробить наш план с военными. Заряженный пьянящей атмосферой Центральной Америки, я взялся за наш сюжет с новым рвением. Бойл вскоре вернулся и начал помогать мне с первым черновиком. Жил я абсолютно не по средствам. Мне нужно было не только обеспечивать себя и свою семью, но и финансово поддерживать Бойла. Полученный мною судебный запрет от 1984 года в отношении «Дракона» Дино Де Лаурентиса сработал: Дино и MGM наконец-то выплатили мне полностью мой гонорар и вернули сценарий «Взвода», все долги и расходы были также полностью закрыты (поездки на Филиппины, поиск локаций, кастинг и т. д.).

Я смог подзаработать на продаже шестимесячного опциона на сценарий о нью-йоркском детективе «Восемь миллионов способов умереть» бойкому 40-летнему продюсеру и «звездному» агенту с Беверли-Хиллз. После нескольких фальстартов мы вроде бы начали переходить к продакшну с Хэлом Эшби в качестве режиссера («Гарольд и Мод», «Шампунь», «Возвращение домой»). К несчастью, и карьера, и жизнь Эшби близились к концу. Он не распространялся о своем раке, но я был поражен отсутствием у него энтузиазма истинного киношника при работе над проектом. Его хороший друг, наш художник-постановщик — специалист, который разрабатывает общую визуальную концепцию фильма, создает декорации, контролирует детали оформления и костюмы, обеспечивает выполнение множества мелких задач, — был, как и Хэл, калифорнийским битником 1950-х. Это удивительно, но он никогда не бывал, даже из любопытства, в Нью-Йорке и нисколько не обрадовался перспективе прогуляться со мной по улицам Нижнего Ист-Сайда, на которых и разворачивалось действие сюжета. Возражать я не мог, мне просто нужны были деньги.

Блистательный продюсер, втянувший меня в сделку сладкими речами, оказался одним из самых чокнутых людей, с которыми я сталкивался. Это был полнейший шизофреник, который отвечал на звонки несколькими днями позже, то вопя в трубку, то демонстрируя милое благодушие. В силу своей природы он всегда врал обо всем, иначе у него просто не получалось. Элизабет заметила, что у него было два голоса: один с естественным еврейским акцентом, а второй — напускной говор Беверли-Хиллз. В его распоряжении был безупречный дом, в котором будто никто не жил, запуганная статусная жена-блондинка, два прекрасных ребенка, постоянно меняющиеся няни и прислуга. Вопреки своему кичливому хвастовству связями и образу идеальной жизни, он был кокаиновым наркоманом, причем по уши погрязшим в долгах. Наконец настал день, и он покинул свой дом, развелся с женой и исчез в неизвестном направлении. К тому времени фильм с бюджетом в $2–3 млн, который я планировал лично режиссировать, финансировался компанией, продававшей фильмы зарубежным дистрибьюторам — Producers Sales Organization (PSO), которая предоставила умопомрачительные $18 млн и привлекла Джеффа Бриджеса на главную роль. Впоследствии эта история приняла еще более странный оборот.

Мой менеджер Стивен Пайнс, которому я отстегивал 5 % от моих заработков, столкнулся с целым ворохом собственных проблем. Удивительно, но он пристрастился к кокаину, как и я когда-то. Основной клиент Стивена, кинозвезда и к тому же заядлый наркоман, обвинял его в присвоении денег, что оказалось ложью, но со стороны все это выглядело ужасно. Мой адвокат Боб Маршалл и мой агент даже порекомендовали мне отказаться от услуг Пайнса. Однако Стивен продолжал сохранять острый ум, и я ему доверял. Хотя он вел себя исключительно профессионально во время телефонных переговоров и полностью держал себя в руках в офисе, временами он был просто не доступен. Это никогда сильно не вредило нашим отношениям, однако с учетом моих собственных проблем с кокаином в прошлом я переживал за него. Впрочем, ему не нужно было писать сценарии. В его задачи входили расчеты, управление денежными потоками и общее внимание к деталям. Все это, казалось, он мог бы делать даже во сне.