щели

Искали в каменной стене

И, штык всадивши, на ремне

Всю ночь над пропастью висели.

Два неизменных казака

Как ехали весь день, так оба

Легли с Суворовым бок о бок,

Не выпуская старика.

У казаков глаза слипались,

А он никак заснуть не мог.

Ночь непроглядная, слепая

Закрыла от него восток.

Он неподвижными глазами

Смотрел вперед на гребень льда,

За край последних туч, туда,

Где за горами, за долами,

За пограничными столбами,

В слезах, в распутице, в морозах,

В сквозных владимирских березах,

В зеленых волнах ковыля

Лежала битая, штрафная,

Стократ проклятая, родная,

До слез знакомая земля…

3. Одиночество

1800 год

1

По крайним улицам без света,

Стараясь проскочить скорей,

В столицу въехала карета

Без гайдуков и фонарей.

Солдат, стоявший у заставы,

Ей путь загородил штыком,

Намереваясь по уставу

Дознаться, кто в ней седоком.

Но кучер с козел наклонился

И что-то на ухо шепнул –

Солдат с пути посторонился

И молча взял на караул.

Минуя караульный пост,

Карета быстро поскакала

Сперва через Торговый мост,

Потом вдоль Крюкова канала

И с громом стала у крыльца.

Два денщика, согнувши спины,

Из дверец вынесли перину

И, взяв ее за два конца,

Пройдя вдоль темных коридоров,

Внесли в покой. Под простыней,

В жару, простуженный, больной,

Закрыв глаза, лежал Суворов.

Он, застонав от боли, Прошку

Костлявым пальцем поманил,

Чтоб тот белье переменил

И в кресла посадил к окошку.

2

Суворов при смерти. С утра,

К нему слетевшись, как вороны,

Шныряют в доме доктора,

Прогуливаются шпионы.

А ближние зайти не смеют,

Боясь немилости двора.

Один лишь Прошка вечера

С ним коротает, как умеет.

Прозябнув, съежившись в комок,

Больной укутан в две шинели…

Уже которую неделю

Никак согреться он не мог.

То одеялом и платком

Прикроет Прошка, то к затылку

Из-под шампанского бутылку

Прижмет, наливши кипятком,

То руки, синие, как лед,

Себе за пазуху положит

И держит ночи напролет,

Как будто отогреть их может.

Но, как ни грей их, все равно –

Что пользы в том, когда наружу

Весь день отворено окно

И в комнате такая стужа…

«Скорей закрой окно!» – «Да что вы!

Вам померещилось! Окно!

Чай, с осени на все засовы

Законопачено оно».

И Прошка пальцем сколупнет

Кусок замазки с зимней рамы

И в доказательство упрямо

Ее показывать начнет.

«Да, показалось… Но откуда

Так дует ветер, словно с гор?

Еще альпийская простуда

Не отпускает до сих пор.

Метель кружится по отрогам,

Того гляди, сметет на дно…

Пока не поздно, ради бога,

Закройте кто-нибудь окно!..»

И чтобы не сердить больного,

Придется Прошке встать к окну

И, створку отодрав одну,

Тотчас ее захлопнуть снова.

«Ну вот, как будто и теплей,

Теперь совсем другое дело…

Да кипятку в бутыль подлей,

Чтоб кровь в висках не холодела».

Сейчас тряхнуть бы стариною,

Воды черпнувши из Невы,

Вдруг нестерпимой, ледяною

Обдаться с ног до головы.

Клин клином вышибить! Но где там,

Когда не шевельнуть рукой,

Когда небось уж гроб с глазетом

Давно заказан в мастерской!

Все можно взять у человека:

Чины, награды, ордена,

Но та холодная страна,

Где прожил он две трети века,

И синие леса вдали,

И речки утренняя сырость,

И три аршина той земли,

Скупой и бедной, где он вырос,

Земли, в которую его

Вдвоем со шпагою положат, –

Ее ни месть, ни плутовство,

Ничто уже отнять не сможет!

Среди хлопот, обычных дел

Он редко замечал природу,

Но вдруг сегодня захотел

К песчаному речному броду

Подъехать на рысях в жару

И жадно воду пить из горсти;

Или, к своим оброчным в гости

С ружьем забравшись поутру,

Из камышей пальнуть по уткам;

А коли на дворе зима –

По новгородским первопуткам

Скакать в лесу, чтоб бахрома

С ветвей за шиворот, чтоб тело

Кололо снегом, чтоб лиса,

Как огненная полоса,

Вдруг за стволами пролетела…

Разжечь костер, чтоб вдруг в дыму

Вспорхнула вспугнутая галка…

Все это вовсе ни к чему –

Да умирать уж больно жалко!

И, Прошку с толку сбив, теперь,

Когда все щелочки заткнули,

Он просит, чтоб открыли дверь

И окна настежь распахнули.

«А помнишь, Прошка, в Измаиле

Как ты горячкою хворал?»

«Еще б не помнить! Был в могиле,

Да бог раздумал, не прибрал».

«Ты вспомни, Прошка, ты похоже,

Почти как я, болел в те дни:

Я рук не подниму – ты тоже

Не мог поднять их с простыни,

И кости у тебя болели,

И лоб, как у меня, потел…

И уж не думал встать с постели,

А помирать все не хотел.

Сперва садился на кровать,

Потом ходил, держась за стену…

Вот так и я: глядишь, опять

И встану и мундир надену…

Что плачешь? Думаешь, не встать?

Сам знаю – время в путь-дорожку.

Начнет за окнами светать,

Один как перст ты будешь, Прошка.

Да разве ты один такой?

Пересчитай полки и роты –

Как только выйду на покой,

Все будут без меня сироты…»

Но Прошка, привалясь к стене,

Не выдержав ночей бессонных,

Уже дремал и монотонно

Поддакивал ему во сне…

И ни души кругом… Ну, что же,

Пока ты важный господин,

Так все готовы лезть из кожи,

А умирать – так ты