— Хватит! — раздался внезапно яростный крик, и Алена с Марговздрогнули, повернули головы.

Кричал Руслан:

— Хватит! Я не могу больше слышать этот бред! Марго, тыпомешалась? Кто затуманил тебе разум? Выдавать жалкую горстку стекляшек за дорогуюреликвию… Через пятнадцать минут закончится проклятый урок танцев, нам нужночто-то делать с этой тварью… — Он с ненавистью ткнул пальцем в Алену. — Марго,ты должна нам помочь. Она не должна просто так уйти отсюда, вслед за ней придутфлики. Надо что-то придумать.

— Погоди, я ничего не понимаю, — повернулась к нему Марго. —Но ведь я не вызывала полицию, откуда же возьмутся флики? Или.., или вы меня вочто-то опять втравили? Но ты же давал мне слово, Руслан, что здесь больше непрольется кровь, что я не буду ни во что замешана!

— Молчи! — Руслан взмахнул пистолетом. — Потом обсудимсложности наших отношений. Вообще лучше помалкивай, если хочешь остаться жива!А сейчас пора покончить со всем этим!

— Да, — тихо сказала Селин, стоявшая за его спиной. — Пора.

Она вскинула руку — раздался тихий звук, который принятосравнивать со звуком вылетевшей из бутылки шампанского пробки. А вслед за темРуслан взмахнул руками и рухнул ничком. Его рубашка чуть ниже левой лопаткизаплыла кровью. Кровь вытекала, пузырясь, из маленькой дырочки… Русландернулся, возя по полу ногами, хрипло выдохнул — и затих. И тотчас кровьперестала течь.

ИЗ ВОСПОМИНАНИЙ ЗОИ КОЛЧИНСКОЙ

Миновал месяц. Это был такой долгий месяц, какого, чудилось,в жизни моей еще не было! У нас в лазарете разыгрался тиф, и трудно быловыявить не больных — трудно было отыскать здоровых. Когда появились первыеслучаи, я пришла к Малгожате и предложила ей съехать из госпиталя. Рана еезаживала с поразительной быстротой, она уже ходила, голова не кружилась, ноесли ей после ранения слечь с тифом, то выздоровление отложится надолго, еслине навсегда. Сначала Малгожата сделала большие глаза — как это она уедет?!Потом подумала, что может заболеть, а то и умереть, и согласилась.

Я помогла ей собраться, наняла извозчика, отвезла наквартиру, заплатила хозяйке, чтобы ухаживала за Малгожатой, кормила ее…

Моя подруга (назовем ее так) поглядывала на меня исподлобья,лишь изредка слабо улыбалась моей оборотливости и хлопотливости.

— Сдается мне, — сказала она наконец, — тебе очень хочется,чтобы я оказалась от тебя как можно дальше.

— Ты что, я забочусь о твоем здоровье! — наигранновозмутилась я.

Конечно, такая притворщица и актриса, как Малгожата, мигомпоняла и мое притворство.

— Зоя, вот Езус Христус свидетель: мне твой Левушка даром ненужен! — сказала она, приложив руку к груди. — Если ты хлопочешь потому, чтозаметила что-то такое… — тут она сделала паузу, во время которой сердце моепревратилось в один горящий от боли комок, но немедленно продолжила:

— ..то это одно твое воображение. Нечего замечать, ничегонету меж нами!

— Я ничего не заметила, — сказала я чистосердечно. — И делоне в докторе Сокольском. Ни он меня не интересует, ни я его. Между нами вообщеничего нет. Я еще раз говорю: просто забочусь о твоем здоровье!

— Ну, коли ты так хочешь… — пробормотала Малгожата,надувшись.

Я пошла к двери, потом, словно вспомнив что-то, вернулась.Подобрала с полу узелок, который положила туда, как только мы добрались до новогожилища Малгожаты, и развернула наволочку, которой было обернуто что-то толстое.

Это была знаменитая камизэлька. Малгожата собрала все вещи,кроме нее. Она валялась под кроватью, я ее заметила и подобрала.

Увидев камизэльку, Малгожата резко покраснела и посмотрелана меня чуть ли не с испугом:

— Я ее нарочно оставила тебе! На память!

Я ничего не хотела говорить. Я себе клятву дала. Но этабесстыдная ложь меня просто перевернула!

— Знаешь, Малгожата, вряд ли я гожусь на роль хранительницываших родовых драгоценностей.

Всего можно было ожидать: возмущения, брани, яростногоотрицания, упрека, слез.., всего, только не довольного смешка:

— Ага… Я так и знала, что этого не избегнешь: тыкогда-нибудь не утерпишь и распорешь швы. Не скоро же ты догадалась… Давно ли?Пока я без памяти была? И что тебя натолкнуло?

Все, я утратила остатки сдержанности:

— Что натолкнуло? Да ты сама? Помнишь тот обстрел, когдатебя ранило? Когда погиб поручик? Ты как сумасшедшая за этой камизэлькойбросилась. Она тебе была дороже жизни! Из-за нее ты и под разрыв угодила! Вот яи поняла кое-что… Правда, сначала я думала, что в ней те драгоценностиспрятаны, которые тебе «пулковник» оставил, а потом посмотрела — и узналаожерелье, о котором говорил Всеволжский. Только не пойму, почему оноразрознено? Чтобы хранить легче было? Да ладно, не суть важно. Я не хотела тебеговорить, многое готова была тебе простить.., думала, ты просто уедешь наотдельную квартиру, перестанешь бывать в госпитале, перестанешь нам вредить…

— Я вам вредила?! — так и взвилась Малгожата. — Да вы бы безменя начисто пропали! Я.., я была вам полезна! Я ведь… — закричала она сторжеством, — я ведь нашла тот вагон с правыми английскими сапогами! Нашла!

— А, — холодно проговорила я, — помню, как ты за нимипоехала. Это было в ту ночь, когда твой сообщник, поручик Калитников, убилсолдата Девушкина, чтобы тот не выдал его новочеркасских злодейств!

Надо отдать справедливость Малгожате: она умела становитьсяв оборонительную позицию проворнее отъявленного рапириста, чемпиона своегокорпуса!

— Я не понимаю, — сказала она надменно, — какой ещеКалитников? Ты о ком говоришь?