— Можете не утруждать себя подробностями, мсье Жильбер, основная ваша мысль мне ясна, — ответил Эдгар спокойно, — и если это всё, то прошу меня извинить — я тороплюсь.

— Если это всё?! Ну что же, скоро увидимся! — мсье Жильбер нахлобучил шляпу и удалился, хлопнув дверью.

Эдгар посмотрел на бумагу, оставленную на столе — уведомление о досрочном погашении. Но почему-то не эта бумага, и не тот факт, что в кармане у него лежит ещё и иск от Бернаров, расстроили его больше всего.

«Она меня любит! Любила! Мы с ней хотели уехать в Старый Свет и пожениться! Я отомщу вам за мою невесту!».

Эти слова будто хлыстом ударили. Жгуче, больно, зло. Всколыхнули в душе Эдгара такую ярость, что он едва удержался от того, чтобы не вышвырнуть мсье Фрессона за дверь. Потому что он был прав — на балу Летиция выбрала именно его. И мысль, что Летиция любила этого пылкого юношу, была для Эдгара невыносимой.

Да что с ним творится?

Он злился на себя, на Фрессона, на Бернаров, на весь белый свет. Он тосковал по Летиции и не знал, как унять эту тоску, она жгла его изнутри, как кислота. Он ревновал и надеялся на то, что Летиция всё-таки жива. И такого клубка противоречивых чувств в его душе ещё никогда не было.

Но визит мсье Фрессона сыграл и хорошую роль. Эдгар внезапно понял, что ему делать дальше.

Жемчужина! Он должен её продать, погасить все долги и отделаться от этого щенка. А заодно и от всех претензий Бернаров.

Он решил забрать жемчужину из банка и плыть на плантацию. Там он возьмёт с собой дядю Шарля или Грегуара и отправится дальше, в Реюньон к ювелиру. Но сначала нужно встретиться с Бенье. Если есть хоть малейший шанс, что Летиция жива — он должен её отыскать. А иначе… иначе всё бессмысленно.

Лицо Шарля Дюрана, которое Летиция увидела, открыв глаза, было, кажется самым странным из того, что ей вообще приходилось видеть в жизни. Всего лишь мгновенье назад она пила дурманящий напиток, который ей дал Морис Жером, и вот уже она сидит в хижине на болотах и смотрит на залихватские усы соседа по плантации. И между этими моментами — пропасть. Сколько времени она пробыла здесь? Она не знала. Её память была совершенно пуста.

Она слушала историю её похищения, которую, совершенно не стесняясь, рассказывал мсье Дюран, и ей казалось, что всё происходящее нереально. Такое может присниться только в кошмарном сне…

Её приказал убить родной дядя! Он отдал её мсьё Жерому, чтобы тот скормил её аллигаторам! Но мсье Жером решил, что можно на этом ещё нажиться! Сделать её рабыней, чтобы тайно вывезти к себе на плантацию и либо жениться на ней, либо продать! А Шарль Дюран похитил её из рук предыдущего похитителя прямо с парохода и спрятал здесь! Святая Сесиль, да что может быть ужаснее всего этого?

Нет, ужаснее было то, что, оказывается, весь Альбервилль теперь знает её как мошенницу мадам Морье, а ещё — считает погибшей в пасти аллигатора. И никто во всём мире не знает, что на самом деле она жива. И что находится здесь, посреди ужасных болот, прямо в руках заклятых врагов её деда.

Святая Сесиль! Как же так вышло?

— Ну и что ты так смотришь на меня, красавица? — ухмыльнулся Шарль Дюран и поскрёб подбородок пятернёй. — Осуждаешь? Это ты зря. Вор у вора шапку украл! Уж точно Морис Жером не побежит из-за этого в полицию.

Осуждает? Нет, она не осуждает. Она просто в дикой панике и не знает, что делать дальше.

— Почему вы просто меня не отпустите? — спросила Летиция срывающимся голосом, когда весь ужас произошедшего наконец-то до неё дошёл. — Я же ничего вам не сделала!

— Ты — нет, а вот твой дед очень даже много чего сделал. И я уверен, что собирается сделать ещё больше, — ответил Шарль, усаживаясь на бочку из-под рома. — Так что ты побудешь пока здесь. В качестве залога…

Летиция сидела на топчане, набитом сухим мхом. Сквозь плохо подогнанные брёвна пробивалось солнце, освещая убогую остановку хижины: пару бочек из-под рома, заменявших стулья, стол, рассохшийся сундук и повсюду на стенах веревки, крючья и жуткие капканы для охоты на аллигаторов. На столе стояла корзинка с едой и большая тыква-горлянка, из которой ньоры делают фляги для воды.

Мысли у Летиции проносились в голове с бешеной скоростью, и все сводилось к одному — ей нужно бежать. По рассказу Шарля Дюрана она поняла, что они где-то неподалёку от «Жемчужины», а значит, совсем рядом с «Утиным островом». И Шарль Дюран — это не мсье Жером. Она видела, как он прикладывается к фляжке с ромом, да и вообще не прочь просто поболтать со своей пленницей. А значит, его можно напоить или одурачить, очаровать, наконец. Он даже не запер за собой дверь, и если улучить момент, можно будет убежать и спрятаться где-нибудь в зарослях…

Но потом, когда Шарль Дюран вывел её из хижины, Летиция поняла, почему он так расслаблен — они были в какой-то ужасной глуши, на маленьком островке. А вокруг, куда ни кинь взгляд, изумрудная гладь болот. Водные гиацинты, как драгоценные лиловые звёзды, рассыпаны по зелёному бархату ряски, а под ним — чёрная вода. И повсюду кипарисы, словно молчаливые стражи-гиганты подпирают небо — стоят на воздушных корнях, утопающих в бездонной трясине. Шарль указал рукой в сторону протоки, туда, где за седой бахромой ведьминых волос проглядывал кусочек неба, и произнёс с каким-то странным удовлетворением в голосе:

— Бежать тут некуда. Повсюду болота, красавица. И аллигаторы…

Он взял шест, прислоненный к стене хижины, ткнул в заросли осоки, и Летиция разглядела коричнево-бурые гребнистые спины. Аллигаторы, как брёвна, лежали чуть поодаль, совсем рядом с хижиной прямо на илистой отмели. От резкого тычка Шарля один из них сорвался с места и с шумом погрузился в тёмную воду.

Святая Сесиль!

— Ну, ты не бойся, сюда они не сунутся. Да и Грегуар тут присматривать будет. Но если решишь сбежать — то уж эти твари сожрут тебя за милую душу. Они получше любой охраны!

— Господи! Мсье Дюран! Пожалуйста! Пожалуйста, не оставляйте меня здесь! — взмолилась она со слезами на глазах. — Я сделаю всё, что вы скажете, только не оставляйте меня здесь!

Ей и правда стало страшно до икоты, но, несмотря на приступ паники и хлынувшие слёзы, ум её продолжал работать чётко. Возле утлого пирса из полусгнивших брёвен она успела разглядеть лодку с двумя вёслами, на которой, видимо, её сюда и привезли, а рядом — длинный шест. И подумала, что это, видимо, единственный способ бегства. Но вряд ли ей удастся стащить лодку. А даже если и удастся, то куда плыть? Она же не знает этих болот!

Выход был только один — разжалобить Шарля, упросить его забрать её отсюда на плантацию. А уж там… там она найдёт способ вырваться. И ей даже не пришлось притворяться — всё пережитое вызвало в душе острый приступ жалости к себе, и она расплакалась. Закрыла лицо руками и рыдала взахлёб, прислонившись плечом к бревенчатой стене и чувствуя, что от этих слёз наступает какое-то облегчение.