На рассвете, пока угомонившийся, наконец, дом спал, Аннет пробралась в кабинет отца, предварительно стащив ключ от сейфа, и взяла оттуда пятьдесят экю. А после завтрака ускользнула из дома и поспешила в лавку мадам Лафайетт. Сегодняшней ночью она почти не спала — ворочалась, пытаясь понять, могла ли она что-то перепутать с этим зельем или нет. И в итоге пришла к выводу, что нет, не могла. Она не виновата во всём этом. Она-то как раз сделала всё так, как и сказала проклятая ведьма. Подлила Жильберу Фрессону в лимонад то, что должно было вызвать любовь к ней, а вовсе не к Летиции. А своему брату в кувшин с водой то, что вызывает ненависть, а что в итоге? Да они чуть не убили друг друга, добиваясь этой дряни! А эти Дюраны? Разве так должна была выглядеть ненависть?

Только с мсье Жеромом всё получилось, как надо. Едва она увидела его на балу, как сразу поняла — вот тот, кто нужен! Аннет терпеть его не могла: рыжеватые усы, маленькие глазёнки, начинающиеся залысины… Мсье Жером всегда заискивал перед отцом и выпрашивал подачки, как дрессированная собачонка, а пока Готье не видел, он делал мерзкие двусмысленные комплименты и на Аннет смотрел так, будто приценивался. Мсье Жером уже давно работал на её отца и в последнее своё посещение, перед тем, как поехать в Старый Свет по какому-то поручению Готье Бернара, он как раз рассказывал мадам Селин, что купил землю и десяток рабов. Собирался осесть, стать плантатором и заняться сахарным тростником или хлопком. Земля его находилась где-то в другом округе вверх по течению реки, и Аннет подумала, что вот он — идеальный кандидат. В самый раз для Летиции! Достаточно противный и будет жить далеко от Альбервилля. Его жена умерла много лет назад, он вышел в отставку, и если он заберёт Летицию с собой и увезёт её вверх по реке — вот и отлично! Жаль только, что он не беден. Хотелось бы, чтобы эта дрянь ещё и портки его стирала собственными руками!

Аннет сама вручила ему бокал с зельем, тот, в котором была «любовь Летиции». Момент был удобный — мсье Жером как раз здоровался с Готье, и такой приветственный жест не вызвал никаких подозрений. Он выпил, а потом ушёл, Летиция тоже куда-то пропала, и Аннет надеялась, что хоть здесь всё вышло как надо. Так что она сделала всё правильно! Это сама Мария что-то перепутала! И она заставит её вернуть всё обратно.

В лавке Аннет сначала растерялась и оробела, почти как в прошлый раз. Но потом она вспомнила, как Жильбер Фрессон торговался на аукционе, и в её душе снова поднялась волна злости, смывая остатки её неуверенности. Она ведь отдала пятьдесят экю! И эта ведьма, по которой плачет хороший кнут, обещала гарантию! Она бы самолично выдрала её на конюшне за такую гарантию! Нельзя ни в чём положиться на тех, в чьих жилах течёт «нечистая кровь»! Они даже зелье не могут сделать не перепутав! Кому вообще пришло в голову давать свободу ньорам? Будь её воля — заковала бы эту дрянь в колодки и драла кнутом ежедневно за её неумелое колдовство.

Мария появилась из-за перегородки, прервав размышления Аннет, и спросила как ни в чём не бывало:

— Что угодно муасель в столь ранний час?

И Аннет прорвало. Она швырнула на прилавок две пустые бутылочки и высказала всё, что думает о Марии Лафайетт и её услугах. Может, в другое время она была бы осторожнее в выражениях, но стоило ей вспомнить пьяного Марселя Дюрана, который орал под окнами признания в любви, а потом обнимался с фонарным столбом, как её начинало просто трясти от ярости и злости.

— И чего муасель хочет от меня? — Мария была невозмутима, лишь прищурилась, глядя на недовольную Аннет, и, положив ладони на прилавок, добавила: — Сделанное вспять не воротишь. Видно, так духам было угодно. А может, в каком-то месте муасель сама слукавила или напутала, вот оно так и вышло.

— Что? Я слукавила? — воскликнула она. — Напутала?! Я всё сделала, как вы сказали!

И Аннет, пылая от гнева, вытряхнула на прилавок оставшиеся бутылочки и рассказала всё, что произошло, кому и что она подлила и что в итоге получилось. Мария смотрела молча, внимательно слушала, но на её лице не отражалось никаких эмоций.

— Я же сказала, что духам надо понравиться, — произнесла она, наконец. — Видно, твой тощий петух пришёлся им не по нраву. Как только он дожил до моего ножа, а не помер от старости, — усмехнулась Мария, и её тёмные глаза как-то торжествующе блеснули.

— Это не я его покупала! А Летиция! — выпалила Аннет.

— Вот как! Так, выходит, и петух-то не твой? — Мария поцокала языком, взяла одну из бутылочек и принялась разглядывать. — Ну и чего же ты удивляешься, что духам не по вкусу чужие подарки? А разве я говорила, что можно зельем полгорода опоить? Заплатила за одного, а подлила пятерым? Одна бутылочка — один человек. Но ты решила по-своему. Думала, можно духов обмануть? Тебе же всё и вернётся.

Аннет вспомнила, как подлила зелье ненависти и Филиппу, и всем Дюранам заодно.

— Но разве… это важно? — спросила она срывающимся голосом.

— Я же говорила: у Великого Эве всё должно быть в равновесии. А ты его нарушила, — ответила Мария спокойно.

— А как… как теперь всё вернуть назад? — смелость Аннет как ветром сдуло, едва она поняла собственную оплошность.

— Вернуть? Никак. Но уравновесить можно. Если духи захотят.

— И как это сделать? Я хочу просто вернуть своего жениха! — воскликнула Аннет, нервно сжимая пальцы. — И чтобы всё было, как раньше!

— Ты его любишь? — Мария прищурилась и скрестила руки на груди.

И Аннет на мгновенье замешкалась. Любит ли она Жильбера Фрессона? Он красивый, умный, его мать баронесса и он богат. Он очень достойная партия. Какая разница, любит ли она его? Она просто хочет за него замуж. И чтобы Летиция больше не возвращалась в их дом.

— Конечно, люблю! — ответила Аннет с вызовом.

— Хорошо. Если духи захотят — они исправят твои ошибки и восстановят равновесие. Сегодня я буду с ними говорить и попрошу об этом… Но это тебе дорого встанет.

Эдгар сошёл с парохода и хотел провести сутки дома, а затем, захватив с собой Шарля или Грегуара, отплыть в Реюньон. Но в его планы снова вмешалось что-то иррациональное…

Накануне он забрал из банка украшения своей матери и жемчужину и, памятуя о прошлом нападении, спрятал её во флягу из-под рома, набитую хлопковым волокном. В этот раз он поехал в банк с Нилом, прихватив заряженный пистолет, а оттуда они сразу же направились на пристань и отплыли на плантацию. Эдгар оглядывался всю дорогу, но ощущение того, что за ним кто-то следит, больше не появлялось.

К вечеру он уже был в поместье и спрятал жемчужину за планкой массивного карниза в своей спальне, туда же положил и помолвочное кольцо, судьбу которого собирался осторожно выяснить у дяди Шарля. А украшения матери положил в сейф в кабинете. Если кто-то и заберётся в дом, то решит, что всё самое ценное хранится именно в нём.

Эдгар терпеливо выслушал стенания Эветт по поводу расстроенной помолвки и того, что произошло на балу. Но когда она попыталась упрекнуть его в легкомыслии, то нарвалась на тяжёлый взгляд тёмных глаз и отчитывать сына передумала. Зато Эдгар узнал, что она уже наведалась к Лаваль и поговорила с матерью Флёр. А ещё она успела увидеться с Рене, и он тоже наведался к Лаваль. И Эдгар понял, что подготовка к примирению двух семей идёт полным ходом. Что бы там ни произошло на балу, как оказалось, Флёр вовсе не собиралась так просто отказываться от своих планов выйти замуж. Да и её отец, как выяснилось, тоже готов был простить Эдгару его странную выходку, списав всё на то, что у мужчины на балу может быть масса причин для безрассудства: много бурбона, много рома, горячие креолки…