городского Совета с докладом о всеобщем вооружении и мобилизации выступает Алексакис. На общем собрании коммунистов и комсомольцев Симферополя с докладом о текущем моменте выступает А.М. Коллонтай. Идет широкая мобилизация в ряды Красной Армии.

Архивная справка: Положение на Южном фронте обострилось. Против 73 тысяч штыков и сабель советских войск у белых было 100 тысяч штыков и сабель. Преимущество в кавалерии, мятеж донского казачества, высадка белогвардейского десанта под командованием генерала Слащева в Коктебель — все это говорило не в пользу Красной Армии.

С.М. Мирный: «Последнее или одно из последних заседаний обкома. Белые наступают на Джанкой. Мы можем оказаться в мышеловке. Решено эвакуировать Крым. Обсуждаем вопрос о переброске группы товарищей — меня, Алексакиса, Мустафу Субхи, старого партийного литератора Яна Страуяна, хорошо знавшего итальянский язык, грузинского партийца Семена Жгенти в Грузию, Турцию, Болгарию, Италию, Грецию. Через Крым тогда осуществилась первая связь с кемалистами в Анталии.

Семена Жгенти успели перебросить из Ялты на лодке в Сухуми. Я, Мустафа Субхи, Ян Страуян и бюро обкома эвакуировались в Одессу. Алексакиса не было на этом заседании обкома. Мы с боем пробивались через Перекоп. Севастопольская группа с Алексакисом — через Джанкой. Орион не успел прибыть в Одессу до ее оставления советскими войсками.

Трагически сложилась судьба Субхи и Алексакиса. Субхи с турецкой группой в 12 человек не сумели до эвакуации Одессы прорваться через блокаду и выехали на север. Переброшенный впоследствии по Черному морю в Турцию, основатель турецкой коммунистической партии был растерзан фанатической толпой в Анталии.

Не стало среди нас и Алексакиса. Казалось, что его мечта, которой он делился со мной в Крыму — принести свой молодой задор, горячее сердце, талант делу пробуждения классового самосознания греческого пролетариата, близка к осуществлению.

Увы, отправленный на лодке в Грецию, он был предательски убит морскими бандитами.

Тяжело писать о рано оборвавшейся жизни друга далеких лет, с которым вместе переживали и горести, и радости, с которым делились сокровенными мечтами о коммунистическом будущем, о счастье для всех народов на земле. Алексакис, воинствующий большевик Орион не дожил до наших счастливых дней…»

25 июня — последний из 75 героических дней 1919 года, когда над Советским Крымом развевались красные знамена. Эти незабываемые дни стали для Семена Максимовича Мирного школой революционной борьбы, университетами, закалившими его идейно и нравственно на всю оставшуюся жизнь.

Глава 3. В ОСАЖДЕННОМ ГОРОДЕ

1919 г., июнь, Одесса

Москва не случайно рекомендовала Одессу местом переброски группы Мирного и Страуяна в Болгарию. После учредительного конгресса Коминтерна Центральное бюро болгарской коммунистической группы во главе со Стояном Джоровым разместилась именно в этом портовом городе. Уже в начале апреля она ведет широкую издательскую деятельность на болгарском языке. Первого мая выходит в свет первый номер газеты «Коммуна». Печатается другая революционная литература. Часть ее по организованному морскому каналу связи направляется в Болгарию.

В мае на рыбачьей лодке из Одессы в район Варны переправляются Христо Боев и Стефан Андреев Шарков, на которых Центральное бюро болгарской коммунистической группы возлагает миссию установить связь с ЦК партии тесняков — социалистов, передать товарищам в Болгарии революционную литературу и деньги. Задание было успешно выполнено. Христо Боев успел в Софию к открытию ХХII съезда БРСДП (т. с.) и принял участие в его заседаниях, которые проходили в театре «Корона». Именно там партия тесняков-социалистов была преобразована в Болгарскую коммунистическую партию и приняла программные задачи Коминтерна.

Однако к концу июня морской канал связи с Болгарией перестал действовать. Сказалось кардинальное изменение обстановки в Одессе и вокруг города. Крым оккупировала белая армия. На Украине хозяйничали деникинцы, гетмановцы, гайдамаки и кайзеровские войска. На одесском рейде, закрыв выход из гавани, стоял флот Антанты.

Но, несмотря на это, одесский обком партии, со дня на день ожидавший прорыва белых в город с севера, делал все возможное, чтобы использовать порт для связи с внешним миром. Надо было спешить рассказать народам Европы всю правду о целях и задачах Октября.

Именно в эти тревожные дни секретарь одесского обкома партии Елена Кирилловна Соколовская получила сообщение из Центра, что из Крыма в Одессу пробирается группа большевиков, среди которых направляющиеся в Болгарию Семен Максимович Мирный, Ян Карлович Страуян и болгарин Георгий Портнов.

Утром, в один из последних дней июня, Мирный с товарищами вошел в Одессу. Даже обещавшее жаркий день южное солнце не смогло придать «жемчужине у моря» присущий ей в прошлом перламутровый блеск. Город задыхался в мерзком запахе давно не вывозившихся мусорных свалок, гниющих в портовых складах невыделанных кож. Бульвары и улицы кишели беспризорниками. По осунувшимся лицам прохожих и непосвященному было ясно — подступал голод.

Но осажденный город жил, сопротивлялся. Работали все советские учреждения. Вокруг немыслимых по мирным временам цен кипел Привоз. Под новые революционные песни печатали шаг немногочисленные красноармейские отряды. По ночам головы обывателей тревожно отрывались от подушек — перестрелки возникали прямо под окнами. Это сотрудники ЧК выясняли отношения с обнаглевшими бандитами Мишки Япончика, белыми подпольными центрами. Надо было во что бы то ни стало предотвратить готовящиеся погромы, контрреволюционные выступления.

Соколовскую Мирный застал в помещении областного комитета партии. Чувствовалось, что каждая минута у Елены Кирилловны на вес золота.

— Рада вас видеть, Семен, живым и, надеюсь, здоровым, — мягко пожала руку, улыбнулась.

Мирный отметил, что похудевшее, с темными от накопившейся усталости полукружьями у глаз, ее лицо не лишилось присущей ему очаровательности.

— Ближе к вечеру заходите, обстоятельно все обговорим,

— Елена Кирилловна кивнула в сторону постоянно хлопающей двери своего кабинета.

— А сейчас, простите, заседание на заседании. Дохнуть некогда…

И ее моментально всосала в себя группа военных, направившихся в зал заседаний.

Как и в Симферополе, отметил про себя Семен, одесский обком партии в эти неспокойные дни превратился в настоящий боевой штаб. Представители воинских частей требовали боеприпасы, обмундирование.

Рабочие отряды согласовывали маршруты ночных дежурств. Кто-то на повышенных тонах доказывал необходимость дополнительных поставок хлеба. И весь этот котел разгоряченных голов кипел, бурлил — казалось, еще немного и вспыхнет огонь, так наэлектризована была атмосфера в каждой комнате комитета.

Поздним вечером, когда вязкие ночные сумерки готовы были разлиться по городу черно-лиловой беспросветностью ночи, в небольшом, насквозь прокуренном самосадом посетителей кабинете Соколовской шел неспешный и, казалось, отвлеченный от суеты прошедшего дня разговор. Над широким письменным столом, заваленным ворохом служебных бумаг, робкий желтый свет маленькой электрической лампочки выхватывал яркое пятно до голубизны белой кофточки хозяйки. Из полутени, в которой как-бы скрылось от нахлынувшей усталости ее лицо, блестели, ставшие вдруг