поспевали арбузы, он оставлял эту работу и перекупал товар в румынских прибрежных деревушках. Здесь арбузы стоили очень дешево, а в Одессе продавал их в три дорога. Но едва началась война, Амвросий стал зарабатывать деньги. Занимался контрабандой, а часто и перебрасывал на болгарский берег дезертиров. Однажды в 1916 году, когда возвращались из Румынии, где загрузили баркас дорогим каракулем, неожиданно началась сильная буря. Казалось, что в тот раз от бога не будет никакого прощения. Волны налетали со всех сторон, где-то в стороне носовой части что-то треснуло. Баркас явно не выдерживал и начал тонуть. Как ни бессмысленно это выглядело, но Амвросий все-таки решил спустить на воду маленькую спасательную лодку. Быстро бросил в нее несколько мешков с дорогой шкуркой, а затем прыгнул туда сам. Для Федора, верного его помощника, делившего с ним тяжелую морскую жизнь почти четверть века, места в лодке не нашлось. «Бог мне свидетель, так поступаю не со злого сердца. Если я согрешил, пусть он меня накажет», — произнес про себя Амвросий, затем стукнул по затылку Федора и тело его упало за борт. Потом перекрестился, посмотрел вверх, где кроме чернильного цвета облаков ничего не увидел, сел в лодку и отдался воле судьбы. Несколько дней спустя волны выбросили его на берег вместе с мешками каракуля. Близкие Федора попытались узнать правду, расспрашивали кое-где кое-кого, но кто во время войны пойдет искать Федора… а сам Амвросий ничего другого, кроме своего старообрядческого «Господь дал, Господь взял. Оставьте его почивать с миром», — ничего не сказал. Таков был сухой, как жердь, кормчий их суденышка.»

Море перестало бушевать только на четвертые сутки. Амвросий поставил парус и лодка, продирая носом все еще не успокоившееся море, взяла курс к болгарским берегам. Пассажиры помогли старцу привести в порядок снасти после шторма, навели на палубе кое-какой марафет и, измученные многодневным ненастьем и вынужденной бессонницей, упали в зыбкое забытье, кто где стоял.

Мирный проснулся от какого-то смутного беспокойства. Сразу ощутил, как затекла и болела шея. Нет пиджака, который он, ложась спать, подложил, как обычно, под голову. «Ведь там литература!»— пронзила мысль. Он резко вскочил и встретился с жестоким взглядом бесцветных от возраста глаз старца. Он сидел рядом, подпарывая большим, острым как бритва, ножом подкладку пропавшего пиджака, не меняя позы и не сводя с Мирного настороженных глаз, он властно и тихо произнес:

— Сядь, чоловиче, а то запорю.

Ничего другого делать не оставалось. Портнов и Страуян мирно спали, как обычно, на корме. Несмотря на возраст, в старике ощущалась сила. В руке посверкивал в лучах первого после шторма утреннего солнца нож. Семен сел на палубу, обхватив колени руками:

— Что ищешь, старик?

— Деньги, золото.

— Нет их у нас.

— Брешешь, — старик продолжал надрезать подкладку, зажав в другой руке нащупанный пакет с литературой. — А это что?

— Так, бумаги разные… — Семен мучительно искал выход из создавшегося положения. Как убедить старика, что денег у них нет, и в то же время не раскрыть свое истинное лицо? И здесь сказался опыт работы: решение пришло неожиданно, само собой. — Письма рекомендательные и чертежи важного изобретения.

— Продать хочешь? — в глазах Амвросия промелькнули растерянность и разочарование.

— Да, за большие деньги, — подтвердил Мирный. И чтобы развеять последние сомнения старика, решил сыграть ва-банк: — Да, собственно, посмотрите сами.

В это время, разбуженные их негромким разговором, на корме зашевелились Портнов и Страуян. Этот решающий фактор резко склонил ситуацию в пользу Мирного. Старик поспешно отбросил от себя пиджак, спрятал за голенище сапога нож и недобро просипел:

— Верю. Но ты ни гу-гу своим. Без меня пропадете в море. Дубок-то никто вести не сможет. А до Болгарии еще ой как далеко…

Амвросий рассчитал верно. Сориться с ним не стоило. Без него — почти верная смерть в море. А потому Семен сделал перед товарищами вид, что ничего не произошло. Но днем, улучив момент, когда контрабандист вынужден был склониться к поврежденному во время шторма рулю, шепнул Страуяну, что отныне спать необходимо по очереди. Ян понимающе кивнул в ответ и пристально посмотрел в спину деду. Тот, ощутив что-то неладное, резко повернул голову в сторону товарищей, но встретил спокойный взгляд прибалта:

— Долго еще, дед, до Варны?

— Даст бог, дня через четыре причалим…

Как и обещал Амвросий, на восьмые сутки показался берег с глубокой впадиной варненского порта. Но старик рисковать не стал, взял правее и через некоторое время дубок, плавно замедляя ход, ткнулся носом в песчаную отмель в тихом пустынном месте.

Видимо, опасаясь мести друзей за инцидент с Мирным, Амвросий не по годам резво первым выпрыгнул из лодки, надежно закрепил якорь и зашагал, не оглядываясь, в сторону города. Мирный, Страуян и Портнов по очереди последовали за старцем. После зыбкой палубы ноги никак не хотели привыкнуть к твердой песчаной почве. От прибрежного кустарника резко запахло разомлевшей под жарким южным солнцем зеленью.

Глава 5. ПЕРВЫЙ АРЕСТ

1919 г., август, Варна

Посоветовавшись, друзья решили перебраться подальше от лодки. Опасались не Амвросия, который в роли контрабандиста сам, наверняка, хочет остаться незамеченным береговой охраной. Ведь причаливший в пустынном месте дубок, попадись он на глаза, — явный объект для проверки.

Расположились на берегу, километрах в двух от места высадки. Портнов, перекусив на скорую руку, ушел в сторону города. Страуян, не переносивший жары, улегся в тени развесистого кустарника. А Семен, сняв с себя просоленную, ставшую жесткой от морской воды одежду, с явным удовольствием растянулся на чистом, нагретом солнцем песке.

Измотанные длительным переходом, они на время забыли о предстоящих опасностях в чужой стране, наслаждаясь покоем, подзабытыми запахами земли, вынужденным бездельем. Изредка перекидываясь парой слов, Ян Карлович время от времени с неохотой переползал за все время уходившей в сторону тенью. А Мирный, добродушно посмеиваясь над его незамысловатой тактикой, подставлял солнцу все новые участки своего худого, до синевы белого тела. Все лето на юге, а вот, поди ж ты, ни минутки не смог до сего времени вырвать в постоянно меняющемся калейдоскопе событий, чтобы поваляться вот так, бездумно, на пляже.

Ближе к вечеру вернулся Портнов, тело Семена отливало уже краснотой первого загара. Плечи даже при легком движении побаливали. «Дорвался, как дурень до меда», — упрекнул себя Мирный, с неохотой натягивая опостылевшую, комом стоящую одежду.

Рядом с Портновым стоял черноволосый коренастый незнакомец.

— Григор Чочев, — первым протянул он руку.

Как объяснил Портнов, это был один из руководителей Варненской партийной организации. С интересом наблюдая за русскими, он неспешно объяснил, что