Да и, кроме того, практика профессионального революционера открыла Соколовской горькую истину: после подобных расставаний с товарищами редко наступают долгожданные встречи. Одних судьба забрасывает далече. Другие уходят навсегда. Ведь никто из них в эти переломные годы не застрахован от бандитской пули, тюремной камеры, контры, тифа, испанки. А потому Елена Кирилловна научилась ценить эти последние часы перед расставанием. Вот и сегодня она не могла ограничиться беседой в кабинете. Пошла проводить «болгар» (как шутя называли их группу в обкоме) на пристани.

Ночь была не по-августовски свежей. Резкий ветерок с моря трепал широкие рукава блузки, очерчивал в темноте стройный силуэт красивой женщины. Мирный невольно залюбовался Еленой Кирилловной, задержав в своих руках ее хрупкие пальцы. Хотел сказать что-нибудь особенно теплое, нежное, но, смутившись, наклонился и поцеловал ее в щеку.

— Ни пуха — ни пера, Семен, — тихо проговорила она и тайком, будто поправляя растрепавшиеся под ветром волосы, смахнула выступившие на глаза слезы.

Мирный, не ожидавший такого проявления чувств, на какое-то время растерялся. Потом, положив руки на плечи Елены Кирилловны и легонько сжав их на прощание, ответил ласково:

— К черту… Берегите себя…

Резко повернулся и прыгнул в лодку, к товарищам. Амвросий, в нетерпении поглядывая по сторонам и зло чертыхаясь, тихо, с предосторожностями поднял якорь. Дубок, разрезав носом встречную волну, тяжело выруливал в море мимо мерцающих вдали огоньков вражеской эскадры.

Семен еще долго стоял на корме, с напряжением вглядываясь в белевший на берегу стройный женский силуэт.

Глава 4. АМВРОСИЙ

1919 г., 9 — 17 августа, в море

Привалившись к бухте каната и подложив под голову свернутый вчетверо пиджак, Семен никак не мог заснуть. То ли мешала непривычная качка, то ли тревожила предстоящая впереди неизвестность. Страуян и Портнов спали, мерно посапывая. На корме, у руля, неподвижной статуей на фоне предрассветного неба, возвышался Амвросий. В борт резко ударяли усиливающиеся волны.

Варна… Что их ждет в этом далеком незнакомом городе? Понятно — тяжелая напряженная борьба, ведь Болгария оккупирована союзническими войсками Антанты, просто кишит покинувшими Советскую Россию белогвардейцами. Опасности могут подстерегать на каждом шагу.

И вдруг он неожиданно вспомнил, что в Варне у него вполне могут быть добрые старые друзья. Да, именно друзья, с которыми прошлой осенью свела его, нелегального партийного функционера, судьба.

Тогда, осенью 1918 года, в Севастополь на ремонт вошел болгарский крейсер «Надежда». Это его заинтересовало, как члена Крымского обкома партии, которому поручили нелегкую, но ответственную работу: руководство нелегальными большевистскими и рабочими группами в порту. Через некоторое время надежные люди передали, что с ним ищут встречу несколько болгарских матросов. Но прежде, чем пойти на контакт, Семен попросил Рупцева, возглавлявшего бригаду, занятую ремонтом «Надежды», более подробно выяснить обстановку на судне.

Как оказалось, на оккупированном немцами корабле события развивались стремительно. Экипаж серьезно конфликтовал с командиром крейсера капитан — лейтенантом Стателовым и его приспешником мичманом Бакырджиевым. Назревал бунт. Во что бы то ни стало надо было помочь болгарским морякам, направить их действия в нужное русло. Мирный дал задание Рупцеву держать связь с экипажем и информировать его обо всем, что происходит на корабле.

Обстановка менялась быстро: ушли немцы, пришли союзники, тесно связанные с белогвардейцами. Экипажу «Надежды» стало известно, что Стателов, как они говорили, «заложил душу дьяволу». После ремонта корабля он согласился использовать его для переброски русских военнопленных из балканских портов, которым предстояло пополнить ряды белой добровольческой армии. Предупредив Рупцева, матросы стали действовать.

События понеслись к развязке снежным комом. Экипаж предъявил командиру корабля ультиматум: направить в Варну делегацию с тем, чтобы информировать командование о предпринятом им без ведома матросов пагубном шаге. Ремонт корабля, естественно, приостановился.

Напуганный действиями созданного комитета, Стателов сошел на берег. Матросы попросили у Рупцева содействия. На срочном совещании Мирный принял решение подготовить экипаж к сходу на берег. С тем, чтобы влиться в состав одного из партизанских отрядов. Предусмотрели захват на корабле большого количества оружия и продовольствия. Пароль для выхода из порта через проходную — «Аккерман».

Но в предусмотренный ход событий неожиданно вмешался Бакырджиев. Пытаясь хитростью обезоружить и арестовать экипаж, мичман где-то просчитался. Его замысел раскрыли. В развернувшейся на палубе борьбе он был убит. Пришлось сходить на берег раньше намеченного срока.

Первым через проходную рискнул пройти руководитель восстания Спасов. Но на условный стук вместо большевиков вышли контрразведчики союзников, предупрежденные Стателовым и заметившие какое-то волнение на «Надежде». Так болгарские матросы лишились руководства и, блокированные, вскоре прекратили сопротивление. Через некоторое время, доставленные в Варну на английском эсминце «Фюри», они предстали перед судом.

Только в мае 1919 года Мирный узнал о его решении. Спасова приговорили к смертной казни. Остальных — к разным срокам тюрьмы и каторги. Скорбь этого сообщения смогло хоть немного развеять другое, пришедшее чуть позже: Спасову удалось бежать и эмигрировать из Болгарии.

Об этих — то людях и думал Мирный под все усиливающийся ритм качки. Погода явно портилась, но усталость взяла свое и Семен заснул.

Утром его разбудил настоящий черноморский шторм. Мирному не раз доводилось наблюдать его с берега. Но это было совсем другое ощущение. Громадные зеленовато-свинцовые волны с белыми пенными гребнями, издали казавшиеся такими красивыми и игрушечными, разверзлись вдруг перед лодкой и она, словно щепка, уходила в пучину, рискуя быть раздавленной, разбитой вдрызг очередным тугим могучим валом воды. Где-то внутри, под грудью, в этот миг рождался очередной приступ тошноты. Сердце екало и замирало.

Амвросий, бросив ставший бесполезным руль, стоял во весь рост, крепко ухватившись за мачту. Мокрый, злой, немного растерянный, он совершенно не обращал внимания на попутчиков, занятый своими мрачными мыслями.

«Даже не разбудил, не предупредил, — с ненавистью посмотрел на старца Семен. — А ведь вполне могло смыть за борт». Оглянулся на корму. Там, тоже только что проснувшиеся, сидели, держась за веревочные растяжки мачты, Страуян и Портнов. Георгий попытался было добраться до Семена, но заметив, что тот проснулся и овладел обстановкой, вернулся на место. Каждое нефиксированное движение грозило смертью в разъяренной пучине.

— Что будем делать? — сквозь рев очередной обрушившейся на суденышко волны крикнул Мирный Амвросию.

— Молись, чоловиче, коли бога маеш, — жутковато улыбнулся старец. — Здесь я бессилен…

«Бессилен, да небезопасен», — отметил про себя Семен, вспомнив рассказы контрабандистов с Арбузного об Амвросии.

З.С. Шейнис: «Всю свою жизнь Амвросий провел в море. До войны ловил рыбу, имел хороший катер и ходил далеко в море. Зарабатывал хорошо. В конце лета, когда