что все не так, как показывают по телевизору, и убить кого-то внутри тюрьмы нелегко. К тому же Лейк Дэвис сидела в федеральной тюрьме, а там охрана еще строже. Но если между нами, вот что я вам скажу. Ниро попросту был сексистом старого закала. Убивать мужчин? Без проблем. А вот женщин… Я видела, как он долго не решался прикончить Эди Паркер. Мне пришлось сделать это самой.

Я медленно киваю, слушаю и стараюсь выстроить общую картину.

– И из шестерых в живых остались только двое, – говорю я.

– Да.

– Как долго вы не получали никаких известий о них?

– Более сорока лет.

– А затем кто-то – скажем, некий человек по имени Рэнди – приходит к Ниро Стончу и сообщает, где находится Рай Стросс, – говорю я. – Ниро к этому времени слишком стар и болен, чтобы браться за дело самому. Он передвигается в инвалидной коляске, и его власть чисто церемониальная. Делами теперь заправляет его племянник Лео, а Лео против подобного самосуда. И потому Ниро звонит вам. Я могу показать распечатку трех звонков, сделанных из семейной пивоварни Стончей на ваш номер. Вы оба пользуетесь стационарными телефонами. С вашего позволения, это тоже признак старого закала.

– Звонки ничего не доказывают.

– Абсолютно ничего, – соглашаюсь я. – Но мне и не нужны доказательства. Мы с вами не в суде, а у вас дома. Сидим и мирно беседуем. Однако я все же хочу получить ответы.

– Зачем?

– Я вам еще тогда говорил.

– Верно, – кивает Ванесса, вспоминая наш первый разговор. – Хижина ужасов. Ваш дядя и двоюродная сестра.

– Да.

– Тогда продолжайте, – говорит она. – Выложите мне остаток вашей теории.

Я колеблюсь – хотелось бы услышать это из ее уст, – но потом сдаюсь:

– Возможно, Ниро Стонч сам передал вам сведения. Возможно, послал к вам Рэнди. Этого я не знаю, да это и не столь важно. Содержимое банковской ячейки Рая Стросса перекочевало к вам. Вы узнали его нынешнее имя, адрес и, возможно, телефонный номер. Вполне понятно, что ограбление повергло Рая в панику. Вы ему позвонили и назвались сотрудницей банка. Что именно вы ему сказали?

Ванесса щурится, пытаясь изображать недоумение:

– Почему вы так уверены, что это была я?

Я открываю привезенную с собой папку и вытаскиваю снимок первого стоп-кадра с подвальной камеры слежения.

– Мы думали, что злоумышленник – невысокий лысый мужчина. Но затем я предположил: а ведь убийцей могла быть и женщина, потерявшая волосы, допустим, в результате химиотерапии. То есть вы.

Она молчит.

Я вытаскиваю распечатку второго стоп-кадра и протягиваю Ванессе. На нем мужчина со жгучими черными волосами и брюнетка выходят из парадной двери.

– А это зафиксировала камера в вестибюле «Бересфорда». Между первым и вторым снимком прошло шесть часов. Мужчина, – я указываю на черноволосого, – это Сеймур Раппапорт. Он живет в «Бересфорде» на шестнадцатом этаже. Женщина, выходящая с ним, не его жена. Никто, включая Сеймура, не знает, кто она. По его словам, когда он вошел в кабину, женщина уже находилась там. Следовательно, она спускалась с более высокого этажа. Мы провели тщательную проверку записей с камер и нигде не увидели, как эта женщина входит в дом. Вы повели себя очень умно. Когда вы входили через подвал, на вас было пальто. Потом вы бросили его в квартире Рая. При таком обилии хлама пальто заметили бы только в том случае, если бы специально искали. Когда вы надели парик, лысый мужчина исчез навсегда. Покидая квартиру, вы воспользовались другим лифтом и вышли из дома вместе с жильцом. Честное слово, гениально.

Ванесса Хоган продолжает улыбаться.

– Однако вы допустили маленькую ошибку.

От моих слов ее улыбка комкается.

– Какую?

Я указываю на левую туфлю – сначала на первом снимке, затем на втором.

– Одинаковая обувь.

Ванесса Хоган щурится на оба снимка:

– Похоже на белые кроссовки. Их носят все подряд.

– Верно. И суд не примет это в качестве улики.

– Да будет вам, мистер Локвуд. Не кажется ли вам, что я слишком стара для проворачивания таких трюков?

– Глядя на вас, можно так подумать, – говорю я. – Но у вас все получилось. Вы были вооружены. Дуло вашего пистолета упиралось Строссу в спину. Конечно, я бы мог попросить федералов собрать записи со всех ближайших к «Бересфорду» уличных камер, сделанные в день убийства. Уверен, мы бы увидели лысого мужчину, держащего Рая Стросса на мушке. Не исключено, что и ваше лицо там выглядит поотчетливее.

Ванессе нравятся мои рассуждения.

– Неужели вы думаете, что я не изменила и свое лицо? Не догадалась наложить немного театрального грима?

– Тем более гениально, – говорю я.

– Я вот думаю, – произносит Ванесса.

– О чем?

– Я и не догадывалась, что картина у него над кроватью такая ценная.

– А если бы догадались?

Ванесса Хоган пожимает плечами:

– Потому и думаю, взяла бы я ее или нет.

– Вы не знаете?

– Нет, не знаю.

Наш разговор подходит к концу. Теперь мне известна судьба всех, кто входил в «Шестерку с Джейн-стрит». И вдруг я ловлю себя на мысли, что я единственный в мире, кто это знает.

Словно прочитав мою мысль, Ванесса Хоган говорит:

– А сейчас ваша очередь, мистер Локвуд. Где Арло Шугармен?

Думаю, как ответить на ее вопрос. Прежде мне хочется прояснить еще один момент.

– Вы с пристрастием допрашивали Билли Роуэна и Эди Паркер.

– Мы уже говорили об этом.

– Они вам сказали, что не бросали «коктейли Молотова».

– Да. И что?

– А как насчет Арло Шугармена?

– Что насчет его?

– Что они говорили о его роли во всем этом?

Ванесса снова улыбается:

– Вы меня восхищаете, мистер Локвуд. – (Я молчу.) – Думаете, это делает Арло невиновным?

– Что именно сказали вам Билли и Эди?

– Так вы обещаете рассказать, где сейчас Арло Шугармен?

– Обещаю.

Ванесса прислоняется к спинке дивана:

– Похоже, вы уже знаете. Хорошо, услышьте еще и от меня. Арло с ними не было, но он планировал нападение на Фридом-Холл. То, что под конец ему не хватило смелости пойти со всеми, ничуть не делает его менее виновным.

– Справедливое замечание, – говорю я. – Один последний вопрос.

– Нет, – возражает Ванесса Хоган, и в ее голосе слышится металл. – Сначала вы мне скажете, где Арло Шугармен.

Она права. Пора ей рассказать.

– Он мертв.

У нее вытягивается лицо.

Я достаю фотографию памятного камня. Пересказываю то, что слышал от Кельвина Синклера. Ванессе Хоган требуется время, чтобы это переварить. Я не подгоняю ее. Рассказываю все, что мне известно об Арло Шугармене: о его жизни в Оклахоме и Африке, о стремлении делать добро и попытках исправить ошибки юности.

– Значит, все кончено, –