все еще есть куртка Анубиса. Они отошли в сторону, кто-то достал сигареты, а Софи не могла не вспомнить: именно здесь она заметила Гадеса. Казалось, невообразимо давно.

С тех пор многое изменилось. Теперь она стоит в окружении богов, да и сама – не совсем человек. Пусть Софи не помнит прежней жизни, но у нее уже начали появляться новые памятные воспоминания об этой.

– Что за ерунда? – Амон хмурился, тыкаясь в телефоне. – Что за новое приложение? Кто поставил?

Сет выдохнул сигаретный дым:

– Нечего бросать телефон где попало. В отместку за мелодию лошадки.

– И что это?

– «Тиндер». Наслаждайся.

Нефтида отвернулась, чтобы Амон не увидел, как она улыбается, но потом вместе с ним пошла в клуб, по пути рассказывая, что может приложение.

Одной рукой Гадес обнимал прижавшуюся к нему Софи, а другой курил, передавая сигарету Сету – вроде бы в пачках были еще, но они курили одну на двоих. В очередной раз выдохнув дым, Сет передал окурок Гадесу и с удовлетворением сказал:

– Да гребись оно все конем.

И прежде чем тоже вернуться клуб, добавил:

– Догоняйте. Предлагаю остаться здесь на ночь.

Затушив окурок, Гадес обнял Софи уже обеими руками. Им не требовались слова или долгие объяснения – тишина, бархат огней и ночи обволакивали.

Рядом остался только Анубис. Он был хмурым, и Софи не знала, какую по счету сигарету он курит. После возвращения из царства мертвых Софи ни разу с ним не разговаривала, но он успел за две ночи привести двух разных женщин и перессориться с Сетом, Нефтидой и вроде бы даже с Амоном. Хотя никто на него не злился.

Софи могла понять Анубиса. Она еще хорошо помнила, как вихрилась сила в гостиной, как Анубис все-таки смог удержать границы Дуата. Теперь для него наверняка многое изменилось. И Софи, еще недавно полагавшая, что она – обычная девушка с матерью, которая просто хочет ее контролировать, понимала, что теперь Анубису приходится приспосабливаться к текущему положению дел.

Но Софи никого не теряла. Ей не приходилось опасаться собственной силы, которую она не могла удержать.

И она не знала, беспокоит Анубиса свалившаяся ответственность за Дуат или что-то иное.

– Гадес, – сказал он негромко. – Мне понадобится помощь.

– М?

– Я хочу понять, что за яд в Оружии. Фенрир сказал, его изменили.

– Могу посоветоваться кое с кем. Оружие у нас, с ним Зевс работает, но вряд ли что поймет.

– Надо выяснить. Не хочу, чтобы умер… еще кто-то.

Гадес кивнул, и Софи почувствовала, как он напрягся. Прикрыв глаза, она ощутила его тьму – сейчас отчаянно горчащую на губах.

В нее отлично вписался голос Анубиса, так же отдающий тьмой и горечью:

– Ты видишь, Гадес. Тоже чувствуешь. Он слабеет. Не знаю, дело в том, что противоядия стало меньше или это яд проявляется. Я выясню.

– Сет слишком упрямый дурак, чтобы признать свою слабость.

– Я позвонил Сехмет. Она не большой знаток ядов, но умеет лечить. Особенно что-то смертельное.

Гадес усмехнулся:

– Она скорее сдохнет, чем поможет Сету.

– Ей некуда деваться. Она мне должна.

Анубис закашлялся, и Софи подняла голову. Она предложила вернуть куртку, но тот только отмахнулся:

– Ты все время забываешь. Мы не болеем. Просто мое тело приспосабливается к тому, что теперь я тоже Врата. И не проводник, за мной весь Дуат.

Он покрутил в руках пачку сигарет, но курить не стал. На щеке еще отчетливо виднелся шрам. Он придал лицу Анубиса хищное выражение, когда он горько усмехнулся:

– Мы не болеем. Но теперь просто умираем.

И тогда Софи поняла: Анубис вовсе не злился. Он боялся – и не за себя.

Они надолго задержались в клубе, где ночью оказалось куда меньше народу, чем на концерте. Заняли столик в ВИП-зоне. Софи даже выпила пару коктейлей, устроившись в объятиях Гадеса. Амон носился с телефоном по залу и вернулся измотанный, но довольный. Нефтида что-то рассказывала, хотя ближе к утру выдохлась, а сидевший напротив Сет выглядел откровенно уставшим.

Анубис был немногословен и уснул первым, склонив голову на плечо сидящего рядом Амона, у которого у самого глаза закрывались.

– Давайте возвращаться, – предложил Гадес.

Сет кивнул и осторожно тронул Анубиса за плечо, чтобы разбудить. Софи услышала негромкий голос Сета:

– Инпу.

Анубис встрепенулся, сонно оглядываясь. Потер глаза и кивнул:

– Поехали домой.

23

– Расскажи мне о людях, – просит Аид. – Ты хорошо их понимаешь.

Персефона смеется, заливисто, искренне, сотней весенних ручьев и колокольчиков.

– А ты расскажешь мне о богах?

Он нежно касается ее шеи губами. Проводит по ключице. Шепчет:

– Я расскажу тебе все, что захочешь. О богах, которые никогда не умирают.

– Как себя чувствуют люди?

– Что?

Софи посмотрела на Гадеса с удивлением. А он запоздало понял, что слишком задумался, и бо́льшая часть контекста осталась у него в голове.

– Ты прожила жизнь как человек и пока не вспомнила себя как богиню. Ты мыслишь как человек. Как ты воспринимаешь мир? Если жизнь длится всего лет семьдесят-восемьдесят. Если ты знаешь… что можешь умереть.

Гадес почувствовал что-то вроде смущения. Он покрутил в руках конец гирлянды со светящимися звездочками и полез на стул.

Они были в комнате Софи, Гадес вызвался помочь с обустройством. Не то чтобы Софи так уж была нужна помощь, но они оба поспешили сбежать с кухни, где Сет спорил с Амоном, а последний стоял на своем с упрямством, достойным лучшего применения: хотел провести казнь Фенрира. Нефтида убежала по делам галереи, а Анубис вроде еще не встал – Гадес решил, он просто ждет удобного момента, чтобы тихо выпроводить очередную девушку.

Комната Софи была очень аккуратной. Гадес не мог отделаться от сравнения с комнатой в Подземном мире. Большая, вместительная… но там она была спальней для них обоих.

Забравшись на стул, Гадес зацепил гирлянду за окно. Держалось так себе, и он взял протянутый Софи скотч.

– Некоторые люди живут так, будто бессмертны, – сказала Софи. – Не думают о завтрашнем дне. Погрязают в рутине. Другие, наоборот, живут сегодняшним, хотят все успеть.

– Не слишком отличаются от нас.

– Боги похожи на людей.

– Теперь еще и умирают.

Гадес успел пожалеть, что спросил. Ему совсем не хотелось думать о мертвых богах – хотя приближение казни Фенрира располагало. Еще этот разговор с Зевсом… тот не стал отрицать, что зелья действительно мало, а яд изнуряет. Он именно такое слово и подобрал – «изнуряет». И Гадес не знал, что его больше напрягает, сам факт отравления или то, что даже Зевс не стал отпираться. Может, его тоже куда больше