Чеккетти был не один: «итальянское нашествие», как говорили в то время в России, включало Вирджинию Цукки (1849–1930), Пьерину Леньяни (1863–1923) и Карлотту Брианца (1867–1930) – все они были опытными танцовщицами из «Эксельсиора» и все провели значительную часть карьеры в Санкт-Петербурге. Брианца станет первой исполнительницей Авроры в «Спящей красавице», а Леньяни – королевой лебедей в «Лебедином озере». Итальянских танцовщиков (как и их французских и скандинавских коллег) влекло в Россию благосостояние и ресурсы русского двора. Но в 1880-х и 1890-х годах по причинам, которые мы еще рассмотрим, их влияние оказалось решающим. Действительно, русский балет родился отчасти благодаря умирающему итальянскому балетному искусству.

Невероятный парадокс заключался в том, что напыщенные и помпезные танцы Манцотти, которые отбросили балет от античности так далеко, как это мог сделать китч, станут важной составляющей в создании высокого русского классицизма. Вигано и Блазис пытались привести итальянский балет к «высотам» неоклассического искусства, но вместо этого их новаторство укрепило основу «гротеска». Итальянский балет вернулся к расширенной и более вызывающей версии того, каким он всегда и был – виртуозным и бродячим. Танцовщики «Эксельсиора» были любопытным поколением. Они владели высочайшим техническим мастерством и бравурным стилем, но при этом были совершенно невосприимчивы (или равнодушны) к вопросам вкуса и искусства. Они отказались от притязаний на классику, но отзвук Вигано и Блазиса остался: балет по праву должен был быть итальянским. По иронии судьбы, он им и был: ведь танец не всегда и не обязательно возрождался «сверху», а в итальянских танцовщиках была какая-то беззаботность и необузданная устремленность, выражавшая дух их поколения. Однако сам по себе итальянский балет был саморазрушительным. Потребовался русский двор с его жесткой, деспотичной дисциплиной, чтобы преобразить дерзкую итальянскую виртуозность в высокое, величественное искусство.

До Петра Великого балета в России не было. В самом деле, стоит вспомнить, какой обособленной и убогой в смысле культуры была страна до того, как Петр пришел к власти в 1689 году. В течение столетий церковь и государственная власть были неразлучны: русский царь был православным правителем, а Москва считалась «третьим Римом». Западная Европа прошла через Реформацию, Ренессанс и революцию в науке, а Россия оставалась в изоляции и проводила время в нескончаемых православных богослужениях. В стране не было ни университетов, ни светской литературы, искусство и музыка почти целиком сводились к иконам и церковным песнопениям. Музыкальные инструменты считались греховными, а танец был присущ лишь жизни крестьян. Придворного балета не существовало.

В отличие от западноевропейской аристократии, жизнь русской элиты была простой, без прикрас: знать жила в деревянных домах, спала на скамьях (или на печах, на верхней полке), а грубой и непривлекательной одеждой и манерами мало чем отличалась от крестьян. Мужчины старались отрастить длинную окладистую черную бороду, которая считалась признаком благочестия и мужественности (Бог был бородат, а у женщин не может быть бороды). Только демоны изображались с гладкими лицами. Причудливая иностранная одежда была запрещена, в Москве иностранцы жили изолированно в своей Немецкой слободе – гетто европейской культуры, которая привлекала лишь некоторых. Московское общество ничем не напоминало то, что на Западе считалось обществом: оно было жестко разделено по половому признаку, мужчины и женщины редко собирались вместе, а в тех редких случаях, когда это было необходимо, женщины должны были держаться тихо и смиренно, опустив глаза. В середине XVII века тонкой струйкой стали просачиваться западный театр и мода (главным образом польская), однако ничто не могло отстоять дальше от тогдашней русской культуры, чем утонченность и этикет классического балета.

Все изменилось при Петре Великом. Петр презирал замкнутые обряды, царившие в жизни старой Москвы: он бывал в Немецкой слободе, выучил голландский и немецкий языки, брал уроки фехтования и танцев и носил европейские платья. Кроме того, он брился. И это было лишь начало: все, чего Петр хотел для самого себя, он желал для всей России. Поэтому в первые годы XVIII века у него зародился план грандиозного городского строительства в европейском стиле – Санкт-Петербурга. Построенный с нуля ценой человеческих жизней на болотистой бесплодной полоске земли у самой западной границы страны, город стал реальным воплощением петровского проекта европеизации. Замысел состоял не только в том, чтобы перенести центр тяжести страны из Москвы и «прорубить окно» в Западную Европу, – идея была создать русское общество по европейскому образцу, сделать русских европейцами.

С этой целью Петр подчинил церковь, включив православные организации в состав своего значительно расширенного бюрократического аппарата и поставив себя царем и императором (он первым принял этот титул) на вершине русского общества. Петр представлял себя русским Людовиком XIV: Петергофский дворец был построен по образцу Версаля, с садами и точно выверенными ландшафтными видами, согласно оригиналу. И хотя сам Петр так и не научился говорить по-французски, его придворные (свезенные к его новому двору в его новом городе) были вынуждены это сделать. Культурное преображение было колоссальным: к концу правления Петра русская элита загнала свой родной язык на самые задворки воображения. Декретами первых лет столетия те же принципы были перенесены и на другие сферы: было предписано носить европейское платье, бороды были запрещены всем мужчинам, независимо от сословия. Регулярно проводилась государственная инспекция, и не подчинившиеся облагались штрафами (включая налог на бороду).

Петр контролировал своих придворных посредством строгих правил и учрежденной иерархии. Указом под названием «Табель о рангах», принятом в 1722 году, учреждались 14 статских чинов (на основе немецких титулов); для каждого чина предписывалась своя форма одежды, и были тщательно прописаны правила этикета, за их исполнением велось строгое наблюдение. Чтобы овладеть соответствующими нормами поведения и манерами, дворянские дети с ранних лет обучались танцам у французских и итальянских балетмейстеров, от придворных требовалось умение исполнять модные танцы на балах и торжественных празднованиях. Правила поведения подробно изложены в книге «Юности честное зерцало» – компиляции западноевропейских изданий по этикету, написанных как руководство для придворных по многообразию требований хорошего тона, включая танцы. А так как инородность сулила власть, то Петр женил своих детей на представителях европейской знати и превратил собственную личную жизнь в метафору европеизации: свою первую жену, ненавидевшую идеи модернизации, он отправил в монастырь и женился на литовской крестьянке, которая успешно преобразилась в эталон элегантности и законодательницу моды и красоты. Петр короновал ее как императрицу России.