– Нет, спасибо, Элли. Мы тут ненадолго.

То есть он завсегдатай этого отеля, поняла Рори, неизменно заказывающий один тот же напиток. А еще он предельно прозрачно намекнул ей, что у нее совсем немного времени, чтобы пообщаться с ним.

Как только Элли отошла, Энсон взял в руку стакан и, откинувшись на спинку стула, холодно воззрился на Рори. Если у него в сознании и мелькнула какая-то мысль об их сходстве, то он не подал виду.

– Итак, зачем я вам понадобился?

– Я подруга Солин.

– Это вы мне уже сообщили по телефону.

Его ледяной тон звучал пугающе, и Энсон прекрасно это знал.

– Она часто о вас рассказывает.

– Неужели?

– О том, как вы познакомились в госпитале, как работали там вместе. О том, какой работой вы там занимались… для движения Сопротивления. И о том, как вы заставили ее уехать, чтобы спасти ей жизнь. Потому что вы любили ее.

Он тяжелым, неморгающим взглядом уставился на Рори:

– В самом деле? Знаете, все уже так расплылось в памяти.

Вот она, та неизбывная горечь, о которой говорила Тия. Страдание, превратившееся во враждебность и сарказм. И все же в его напускном безразличии ощущалась какая-то острая грань, какая-то гнетущая боль, которая подсказывала Рори, что Энсон Перселл далеко не так оторван от своих воспоминаний, как пытается изобразить.

– Она рассказала мне о ночи, которую вы провели вместе, прежде чем расстаться, – продолжала Рори, вглядываясь в его лицо. – О том, как вы просили ее выйти за вас замуж. О том, как она смотрела на вас через заднее окошко санитарного фургона, пока машина не свернула и вы не исчезли из виду.

– Вы, надо заметить, неплохой рассказчик.

– Разве все это было не так?

Энсон уставился в свой стакан.

– Уже не помню.

– А я думаю, помните. И сестра ваша многое помнит.

– Что конкретно вы от меня хотите, мисс Грант?

– Я хочу, чтобы вы вспомнили, как сильно ее любили и как сильно она любила вас. Пока вы не вернулись домой с войны и отец не настроил вас против нее. Есть некоторые вещи, о которых вы не знаете.

Энсон поднес стакан к губам, сделал большой глоток.

– Я расскажу, что я действительно знаю. Я потянул за все ниточки, какие только мог, лишь бы вытащить ее в Штаты. Подкупил кого только можно, призвал всех, кто был мне как-то обязан. Когда же и это не сработало – кинул как козырь имя своего отца, лишь бы отправить ее в безопасное место. А еще я знаю, что, пока я лежал в Швейцарии с дыркой в животе и отказавшими ногами, которые в любой момент мне могли ампутировать, она сбежала в поисках лучшей жизни. Впрочем, надо отдать ей должное. Большинство женщин интересуют лишь деньги. Я полагаю, она с легкостью обо мне забыла.

– Не смейте так говорить! – ответила Рори даже резче, чем ей того хотелось. – Не надо излагать события в таком ключе. Это неправда!

Энсон с тяжелым стуком опустил стакан на стол.

– И тем не менее это так, мисс Грант. Мне неприятно это признавать, но я позволил проделать с собою этот самый что ни на есть древнейший фокус. А отец мой, с другой стороны, получил огромнейшее удовлетворение от того, что жизнь доказала его правоту.

Рори подняла бокал, не торопясь отпила вина. Конечно, мучительно было слышать все те ужасные вещи, которые он говорил о Солин, – но не менее мучительно было сознавать, что он на самом деле в это верит.

– Ваш отец вам солгал.

Энсон напрягся, заметно ощетинившись.

– Мисс Грант…

– Он солгал, – решительно повторила Рори. – И о том, почему Солин уехала, и о том – куда. Все это была ложь. Она вас не бросала. Ее выпроводил ваш отец. И Тие об этом известно. Тогда она не знала, но знает теперь. Вот почему я здесь – чтобы поговорить с вами о том, что произошло на самом деле.

Энсон выслушал все это не шелохнувшись, на лице его не отразилось ни единой эмоции.

– Вот, значит, что вы намерены со мною обсуждать? Эту нелепую, кем-то наспех состряпанную историю?

– Скажите, я никого вам не напоминаю? – спросила Рори, осознав вдруг, что это единственное, чем еще можно его зацепить. – Взгляните на мое лицо. На мои глаза и нос. Я вам никого не напоминаю?

Энсон с подозрением прищурился:

– Это вы о чем? – Все его тело словно собралось для атаки, зубы стиснулись, подбородок затвердел. – Уж не знаю, во что вы решили со мною играть, мисс Грант, но сразу скажу, что у вас ничего не получится.

– Я с вами ни во что и не играю. И мне кажется, вы вполне можете называть меня Рори. Или Авророй, если вам так больше нравится.

– Я не собираюсь вас как-либо называть. – Он резко отодвинул назад стул и встал. – Наш разговор окончен.

В Рори как будто впились тонкие иголочки паники. Если он сейчас уйдет, у нее уже не будет возможности все ему сказать.

– У Солин родился ребенок, – выпалила она. – Ваш ребенок.

Энсон застыл.

– Асия, – уже спокойнее продолжала Рори. – Вашу дочь назвали Асия.

Он быстро развернулся и вновь опустился на стул, как будто только что услышанное было слишком тяжело для него, чтобы он мог устоять. Поставив на колени сумку, Рори вытащила из нее обе фотографии и положила рядышком на стол.

– Знаете, что это за снимки?

Энсон на мгновение взглянул на фото, потом перевел взгляд на Рори:

– Это фотографии моей сестры. С дня рождения, кажется.

Рори кивнула:

– Точнее, одна из них. – Она указала на снимок справа: – Вот эта. А вот эта, – поднесла она руку к фотокарточке слева, – фотография вашей внучки – дочурки вашей дочери, когда ей было восемь лет. В январе ей исполнится двадцать четыре.

Энсон сидел все это время неподвижно, сложив руки перед собой.

– Еще минут пятнадцать назад я и в глаза-то вас никогда не видел. И вы думаете, что я в это поверю всего лишь с ваших слов?

– Не только с моих. – Рори сунула руку в сумку, вытащила бухгалтерскую книгу и положила ее перед собой на стол. – Это принадлежало вашему отцу.

Он настороженно взглянул на книгу:

– Что это?

– Это бухгалтерский журнал, который Тия нашла среди бумаг вашего отца после его смерти. К счастью для нас, он собирал все чеки и скрупулезно все записывал. И они абсолютно совпадают с тем, что мне рассказывала Солин. Он договорился, чтобы она отправилась в дом для незамужних матерей. Под «договорился» я имею в виду «заплатил». Вот только, когда младенец родился, Солин сообщили, что ее дочь умерла. А на самом деле малютку передали одной состоятельной паре из Бостона. Их фамилия – Лоуэлл. Те дали девочке другое имя – Камилла. Впоследствии Камилла вышла замуж за человека по имени Джеффри Грант и тоже родила дочь. Назвали они дочь Авророй – или, коротко, Рори.

Не сразу, но спустя несколько мгновений до Энсона дошел смысл ее слов.

– Этого не может…

– Однако это так. Вот почему вы решили, что обе эти фотографии – Тии. Я похожа на нее, потому что я ее внучатая племянница. А еще я похожа на вас – потому что я ваша внучка.

Лицо его помрачнело.

– Если вы думаете, что получите от меня хоть…

Рори сдвинула книгу на его половину столика, оборвав Энсона на полуслове:

– Вот здесь все. Все до последнего пенни, что потратил на это ваш отец, включая и плату за молчание как результат шантажа. Также там есть копия постановления об удочерении, где Солин указана как настоящая мать. Отец ребенка отмечен там как неизвестный, хотя дата рождения идеально соотносится с вашей последней ночью в Париже.

Энсон на мгновение опустил веки, как будто напоминание о той ночи причиняло ему физическую боль. Открыв глаза, он кашлянул, прочищая горло.

– Мой отец жил в соответствии с собственными приоритерами, мисс Грант, и не терпел каких-либо преград. Разумеется, у него имелись на меня определенные планы, и эти планы не предполагали жены, если только ее персону не одобрил бы Оуэн Перселл. Я нисколько не сомневаюсь, что он действительно совершил то, в чем вы его обвиняете. На самом деле, все это совершенно в его духе. Но в данном случае у него были весомые причины сомневаться в искренности… моей fiancée[55].

От того, с каким выражением Энсон произнес это слово – fiancée – у Рори кровь вскипела в жилах.

– Как вы можете так говорить?! Когда он выпроводил ее вон, она носила вашего ребенка!

– По-видимому, вам не приходило в голову, что я мог быть и не единственным мужчиной в жизни Солин. И что есть очень