Пока Чили и Монголия охраняют около пятой части территории, что выше мировой средней. Близки к 50 % или уже перешагнули этот рубеж всего несколько стран: Намибия, Непал и Бутан. В США показатель составляет лишь 12 %, включая национальные парки и полные заповедники, но не федеральные земли, где разрешены охота и лесозаготовки. Все государства раздувают свои достижения, включая области, которые в реальности едва охраняются. Великобритании это касается даже в большей степени. Теоретически там охраняется 26 % территории. Но в эти проценты входят районы, где можно строить дома, пасти овец, выращивать неместные виды деревьев и выжигать торфяники для охоты на куропаток. Если подсчитать исключительно области с более-менее эффективным планом управления, окажется, что защищено всего 11 %, причем в большинстве случаев охрана не самая лучшая. Эдвард Уилсон предлагает сосредоточиться на областях с наибольшим биоразнообразием, например лесах Демократической Республики Конго, атлантических лесах Бразилии и саваннах австралийского Квинсленда.

Представьте, что к каждому гектару «Йеллоустона» и «Йосемити» в США прибавятся еще три гектара защищенных областей. Представьте, что для каждого клочка охраняемой земли на планете – всех национальных парков, которые мы посетили, всех природных заповедников, где мы занимались туризмом, – нам придется найти еще два. Представьте, что на каждого Дуга и Крис Томпкинс будет приходиться еще два-три мультимиллионера, готовых потратить сотни миллионов долларов и несколько десятилетий своей жизни!

На начало 2021 года около пятидесяти стран, включая Великобританию и Францию, официально согласились с целью защитить 30 % земли к 2030 году. К сожалению, среди них не оказалось Австралии, Бразилии и Индонезии. Оценочная стоимость проекта составляет от $35 млн. до $110 млрд. в год – без учета расходов на управление существующими парками. Это гораздо меньше, чем мир ежегодно тратит на прохладительные напитки. Стоимость земли сравнительно невелика по сравнению с затратами на поддержку охраняемых областей. Когда «Половина Земли» хочет просто отдать полпланеты другим видам, это может показаться натяжкой, но защитники природы утверждают, что для человечества польза перевесит затраты и парки станут таким же важным сектором экономики, как то, что они заменят. В Южной Африке туризм уже приносит больше денег, чем фермерство.

Обезлесение, безусловно, вредит нашему здоровью. Зоонозы – болезни, которые переходят к человеку от других животных, – намного чаще встречаются в преобразованных людьми ландшафтах, чем в нетронутых областях по соседству. Освоение природного мира заставляет нас вступать в контакт с новыми видами, а значит, и с новыми патогенами, а также меняет баланс между разными видами животных. При разрушении экосистем – например, тропических дождевых лесов – грызуны, летучие мыши и певчие птицы, которые не являются хозяевами зоонозных заболеваний, обычно исчезают, а те, кто переносит эти заболевания, множатся. (Крупнейшие резервуары – это, конечно, одомашненные животные, например коровы и свиньи. Было обнаружено, что двенадцать этих видов являются хозяевами половины зоонозных вирусов.) Таким образом, в ответ на подобного рода вызовы надо не переставать любить животных, а больше ценить целостность экосистем. Животные являются носителями более полумиллиона вирусов, которые могут перейти к людям. Каждый год у людей появляется более пяти новых заболеваний. Нельзя надеяться, что мы за всем этим уследим или изобретем вакцину для каждого случая. Мы обязаны перестать создавать благоприятные условия для переноса: исключить торговлю дикими животными и экспансию сельскохозяйственных земель. Сделать это совсем недорого по сравнению с экономической катастрофой, вызванной коронавирусом. Любить животных и экосистемы выгодно. Позаботься о пандах, и пандемии исчезнут сами собой (или как-то так).

«Половина Земли» не означает возвращения дикой природы. Девственных территорий не существует в принципе. Мы повсеместно изменили концентрацию углерода в атмосфере и, следовательно, изменили температуру и количество осадков. Даже в бассейне Амазонки почву активно возделывали и удобряли древесным углем еще до европейской колонизации Южной Америки. Берега этой реки когда-то кишели черепахами, но потом европейцы начали собирать их яйца. То, что мы сегодня воспринимаем как девственные дождевые леса, отчасти создано человеком. В областях, где животных много – как в той же Амазонии, – живут люди, и эти люди обычно знают о сохранении местных видов намного больше, чем западные защитники природы.

Так что дело не в выборе между животными и человеком. В то же время издержки охраны природы рискуют целиком лечь на плечи местного населения. Когда в конце XIX и в XX веке появились первые национальные парки, при их создании довольно часто жителей выгоняли, хотя вреда окружающей среде от них было куда меньше, чем от тех, кто их выселял. Они теряли свои пастбища и право на охоту, хотя понимали местную экологию. Их отправляли в места, с которыми у них не было связи. Они страдали оттого, что для защитников природы животные были важнее людей. Эта установка сохранялась до последнего времени. African Parks, частный проект по защите природы, основанный умершим голландским филантропом Паулем ван Флиссингеном, берет под контроль африканские национальные парки и укрепляет их безопасность. В 2004 году организация подписала сделку с двумя парками в Южной Эфиопии и при этом заявила, что последующее выселение тысяч местных жителей ее не касается. Это было неэтично в ситуации, когда многие люди в Африке южнее Сахары бедны и всецело зависят от земли. Кроме того, это оказалось неэффективно. Через три года African Parks договор расторгла, сославшись на то, что правительство не согласилось с решением запретить местным жителям пасти скот. Если твой приоритет – животные, появляется искушение уйти в «глухую оборону» и начать воспринимать людей как проблему.

Сегодня защитники природы в основном все же стараются сотрудничать с местными общинами. Выделение охраняемой области – это в целом неплохо для населения, поскольку доходы приносит не только охота, но и туризм. Одно глобальное исследование на эту тему показало, что домохозяйства рядом с парками, где появляются туристы, на 17 % богаче аналогичных домохозяйств, живущих дальше от них. Маленькие дети, выросшие близко к защищенным районам, были выше ростом, что указывает на более качественное питание. Туризм уже сейчас позволяет оплачивать сохранение 20–30 % оставшихся на воле львов, африканских слонов, черных носорогов и других видов, например волнистых альбатросов. До удара коронавируса экологически сознательный туризм быстро развивался.

Тем не менее у этого подхода есть свои ограничения. В национальных парках Северной Америки туристы платят в три раза больше, чем в национальных парках Африки и Латинской Америки, вместе взятых. Чтобы привлечь богатых американцев и европейцев в тропики, придется возить самолетами на другой конец света на тысячи людей больше, а это нельзя признать экологически устойчивым шагом. Если нам нужны дикие пространства, придется платить за их защиту местным жителям. Благотворительные организации, занимающиеся окружающей средой, уже