Платон первым пришёл в свой офис и сразу прошёл к себе. Достал коробку, постелил в неё бумагу и посадил туда уже согретого щеночка.

Вскоре пришла Надежда Сергеевна. Платон тут же показал ей свой сюрприз. Та взяла подарок на руки, посмотрела зубки и в затруднении определила пол.

Естественно Надежда тут же дала деньги и попросила Платона сходить за едой для щенка.

Найдёныш вскоре был накормлен, а Платон отбыл по делам. К концу дня вернувшись в офис, он увидел уже бегающего по полу офиса щеночка, названного Надеждой Тузиком. Но при уходе домой та вынуждена была всё же выставить находку за дверь. Тут же к щенку с радостным лаем подбежала его мать и утащила в местные, расположенные рядом, далеко не графские, развалины. Со следующего дня Надежда с Платоном стали регулярно ходить подкармливать своего найдёныша.

Его мать, как позже выяснилось, прозванная местными бомжами Воровайка, сначала обходила доброхотов стороной, лишь издали наблюдая за трапезой своего, кстати, единственного ребёнка, и лишь после ухода людей на безопасное расстояние угощалась сама её остатками.

Постепенно соучастником Надежды в кормлении щенка стал более свободный от работы Иван Гаврилович, а Платон довольствовался лишь рассказами самой кормилицы. Вскоре через разговор бомжей выяснилось, что Тузик – девочка и зовут его теперь Динка. Так что Надежда не поддержала высокое реноме своей давно известной в научном мире фамилии.

Для Платона повторилась история десятилетней давности, когда тоже биолог, но микро, его жена Ксения, аналогично ошиблась с определением пола малюсенького щеночка, найденного в подъезде мужем.

Как оказалось, в кормлении Динки стали принимать участие и многие сотрудники, расположенных поблизости учреждений и организаций.

Через два месяца Надежда уговорила теперь Платона покормить щенка вместе с нею. Какого же было их удивление, когда Динка, узнав своего спасителя, подбежала сразу к нему и стала ласкаться и заигрывать с ним. А тот стал не только гладить и говорить ласковые слова, но и кувыркать и трепать упитанного бутуза. Динка была рада необыкновенно.

Оказывается брезгливая Надежда, боясь испачкать руки и, не дай бог ещё и заразиться чем-нибудь, при кормлении Динки ограничивалась только словесным контактом. Хотя к своим животным она не испытывала такого брезгливого чувства.

По этому поводу Иван Гаврилович Гудин как всегда был краток и точен:

– «А своё говно не пахнет!».

А Динке, видимо, не хватало именно ласк по-собачьи, причём возможно даже грубоватых, чисто мужских.

Да и в Платоне она чувствовала не только доброту, но и надёжную силу, и добрую волю.

В общем, Надежда заревновала. Ведь она давала собаке еду, а та сразу переметнулась к Платону, которого не видела больше месяца.

С тех пор он перестал ходить с начальницей на кормление своего найдёныша, да и та своего удачливого коллегу больше не просила.

Следующий случай с найденными ими животными убедил Платона в том, что Надежда, оказывается, не умеет с ними общаться, в глубине души, не уважая их так же, как и всех мужчин, считая и тех и других, по отношению к ней самой, низшими.

Именно тогда Платон увидел, что Надежда обращается к животным грубо и бесцеремонно, как к своим сотрудникам, своей собственности.

Например, Платон задал Надежде вполне нейтральный вопрос. Та, думая о чём-то своём и ещё, видимо, не выйдя из образа возмущения чем-то, неожиданно схамила ему:

– «Ты, что? Опупел!».

– «Надь! Ты, видать, недаром около Белых столбов живёшь!?» – не выдержал такого лёгковесного панибратства по отношению к, ни в чём не виноватому, старшему по возрасту, коллеге дальновидный Иван Гаврилович.

Да! Сразу видны торчащие ушки её сельского воспитания! И никакой шапкой высшего образования, тем более колпаком кандидатского, их не закрыть! – сделал вывод Платон.

Другой раз Надежда Сергеевна, как всегда бестактно и бесцеремонно оборвала Платона, узнававшего по телефону всего лишь часы приёма врача:

– «Платон, освободи телефон, мне позвонить надо!».

Но за коллегу неожиданно вступилась Инна Иосифовна. Ею, конечно, руководила личная корысть.

Ибо Инна прекрасно понимала, что эти камешки, брошенные в огород Платона начальницей, в конечном счете, наверняка предназначались не ему, а лично ей:

– «Надюсик! Ну, ты даёшь! Дай человеку договорить! Он же совсем редко и мало говорит по телефону!».

Последнее уточнение оказалось весьма опрометчивым.

– «Инусик! Да я никогда не могу по работе дозвониться кому надо! Вечно телефон занят!» – маханула Надежда камешки теперь уже в нужном направлении.

Но обетованный огород оказался под надёжной защитой.

– «Неправда! Ты сама подолгу телефон занимаешь, и болтаешь о всякой чепухе! То о собаках и кошках, а то и вовсе об Алёшке!» – стойко и изощрённо защищала его въедливый знаток изящной словесности.

– «Не болтай ерундой!» – ударила Инну Иосифовну в отместку, и тоже ниже пояса, Надежда Сергеевна.

Но совместный смех всех коллег, тут же инициированный хитрым Платоном, сразу разрядил, накалившуюся было, обстановку.

Воспользовавшись разрядкой внутриофисной напряжённости, Платон отпросился у начальницы на первую половину следующего дня, мотивировав свою просьбу необходимостью посещения Пенсионного фонда.

В период оформления пенсии по инвалидности Платону неоднократно приходилось простаивать в долгих очередях в Пенсионном фонде, ожидая приёма.

Это было обусловлено во многом желанием пенсионеров со стажем оформить себе инвалидность, дающую дополнительные льготы, а также сезоном дачного межсезонья, когда неработающие дачники скопились в городе на зимовку.

Тогда, для подтверждения стажа работы, Платону пришлось посетить отдел кадров своего бывшего предприятия для получения соответствующей справки. Никого явно знакомых он не встретил и сердце при встрече с прошлым почему-то не щемило.

Видимо на отношение к своей бывшей фирме, в которой он, день в день, проработал ровно двадцать девять лет, очень повлияло его внезапное и, по существу, несправедливое увольнение в 1995 году. Оно было инспирировано его непосредственным начальником В.Г. Вдовиным, не желавшим уступить Платону свою должность, в связи с предстоящим через полгода уходом на пенсию.

А прошедшие годы подтёрли и завуалировали все существовавшие ранее тёплые и патриотические чувства по отношению к некогда родному предприятию.

Однако справка была получена на редкость быстро, без волокиты и дополнительных хождений.

Научились работать! Хоть и большое и, соответственно, инерционное предприятие! – обрадовался за бывших коллег Платон.

В начале апреля 2005 года он в очередной раз возвращался из своего территориального отделения пенсионного фонда. Проходя левой стороной на север по Новогиреевской улице мимо дома № 44/28, на асфальте довольно широкого тротуара, Платон увидел надпись, сделанную красной краской, почти метровыми буквами: