И пусть это будет длиться вечно.

И если это смерть — то это прекрасно.

Юлия открыла глаза, наполненные слезами… И увидела, как Антонио, не отрывая от нее взгляда, медленно подходит к краю башни… Нет! Она рванулась всей душой — туда, удержать его, остановить, спасти… но тело ее оставалось недвижимо, парализованное наслаждением и болью в руках дона Карлоса.

Противоречия этих чувств она попросту не вынесла. Слишком сильны были они оба. От этого, наверное, Юлия и умерла. Так это обычно и бывает — просто душа отделилась от тела. А иначе — почему вдруг она обнаружила, что видит всю эту сцену сверху?

Так часто бывало раньше — во снах. Еще при жизни. Мама говорила, что она до сих пор растет и потому летает во сне. Вот, оказывается, как это… Ну, точно, умерла. Потому что спина не болит. Совсем! А душа чувствует такие покой и свободу, каких не бывает у людей при жизни. Зато теперь, она точно знает — это именно то состояние, которое ищут все. О котором так мечтают, за которым бегут все люди, без исключения, называя его счастьем. И не понимают, глупые, что это всего-навсего смерть.

И этот свет — так обычно описывают случаи клинической смерти. Бело-голубое ослепительное сияние. Только почему-то не впереди. Не в конце тоннеля, как многие говорят, а… сзади.

Юлия или то, чем она была теперь, обернулась. И с изумлением и восторгом обнаружила, что сияние, действительно, исходит от нее самой. Точнее — из-за ее спины. С обеих сторон. Словно два огромных крыла, состоящие из света и блеска… и она — источник этого света! И даже может им управлять!

В экстазе от осознания чуда она посмотрела вниз… Маленькие фигурки, точно игрушки, еле заметно двигались там.

Антонио все так же стоял на самом краю площадки, запрокинув голову, глядя… на нее? Он ее видел?! Не может быть, но не это главное… Дон Карлос почему-то лежит в неестественной позе, упираясь головой в одну из стен, страшно выгнув спину.

Сияние померкло так же внезапно, как и появилось. Вернулась боль в спине, и одновременно ушло чувство счастья. Совершенно. Так, что даже отголоски его нельзя было уже вспомнить.

И Юлия снова была собой. И стояла на коленях рядом с Карлосом.

— Юлия… послушай…

— Что с тобой?

Его лицо, его прекрасное совершенное лицо было… человеческим. Глаза не отливали ни серебром, ни сталью, ни ртутью! Это были просто темно-серые глаза со светлыми прожилками. Обыкновенные серые глаза. В них бились невыносимое страдание, боль и… счастье.

— Карлос!

— …мало времени, слушай меня…

— Карлос…

— Слушай!

Он запрокинул голову от усилия справиться с чем-то, что сотрясало его изнутри, как лава в глубинах вулкана. Казалось, в его теле происходят некие страшные процессы, которые он с трудом удерживает, сосредоточив сознание на ней, Юлии. Она замолчала в испуге и сострадании… И тогда он заговорил.

Она держала руками его голову и слушала. И все понимала, и плакала… Его бархатный голос остался прежним. Только был слабым и часто прерывался тяжелым дыханием.

Ливень хлестал мерно и сильно по разноцветным, словно детские рисунки, плиткам майолики. Но брызги не долетали до них.

И пламя, оранжево-синее пламя костра, зажженного им, бросало причудливые отблески на стены Башни Любви. Сказочные стены, созданные Антонио Гауди.

— Скажи, зачем ты меня вытащил тогда, ночью из моря?! Ведь это был ты… Зачем?! Чтобы теперь… Или ты заранее все это знал?

— Не знал, но… предполагал… А может быть — надеялся.

— На что?!!

— Теперь я это точно знаю.

Он улыбнулся торжествующе, как ученый, счастливый оттого, что нашел новый вид плесени, излечивающий от опасных вирусов.

— Ты сияла… А я сомневался. Мои планы подходили к завершению, и я витал над морем, как мятежный дух сомнения… Ха-ха! А ты сияла аквамариновым светом!

— Ты о чем?

— Ты и сейчас сияешь. Не понимаю — как этого никто не видит? Похоже, я один это вижу. И знаю.

— Знаешь — что?

— Знаю, что ты — ангел.

Он дотронулся пальцем до родинки над ее левой бровью. Жест, остро напомнивший тот момент, когда она увидела его во второй раз. Момент, так поразивший ее, изменивший все.

— Прекрати…

Юлия досадливо поморщилась, махнув рукой.

Это была защитная реакция — она была в ужасе, потому что теперь уже понимала — это правда. Этого не могло быть, и, тем не менее — это была правда.

— А потом я увидел тебя на пляже… И ты опять сияла синим светом!

Он улыбнулся, вспоминая. И она тоже вспомнила. Его взгляд, когда он обернулся к ней, склонив голову в насмешливо-учтивом поклоне.

— Ты была такая… несчастная. Я сразу понял, что ты даже не подозреваешь о своей сущности…

— Какой сущности, о чем ты говоришь?

Вдруг серые глаза зажмурились, словно от невыносимой боли, так крепко, что до самых висков побледневшую, мгновенно высохшую кожу прорезали глубокие морщины. А когда вновь открылись — то все белки были в красной сетке лопнувших сосудов. К горлу Юлии подкатил комок рыданий, чтобы сдержать его, пришлось выкрикнуть:

— Что с тобой?!! — спросила она, хотя уже знала ответ. Эхо отскочило от стен собора, ударив бумерангом в душу.

— Что с тобой?

— Я умираю, — он просиял.

— Ты… Ты не можешь умереть. Нет! Ты — бессмертный!

— Но я умираю!!

Он воскликнул это с ликованием. Словно ребенок, который впервые научился держаться на воде, восторженно кричит родителям: «Я плаваю! Смотрите — я плаваю!!!»

— Почему?! Яне понимаю, что произошло, почему ты…

— Потому, что ты — ангел.

— Прекрати, Карлос… Что все это значит?! Боже…

— Когда я понял, что это правда… что ты истинно… Понимаешь, сомнения мои могли быть развеяны вмиг! Я страстно возжелал выяснить одну важную вещь.

— Какую вещь?!

— Ведь если ангел выберет зло, то значит, я был прав и…

— И…?

— Помнишь, я говорил, что есть существа… существа, кровь которых может…

— Да-да, я помню, ну и что с того?!

— Ты — это существо.

— Я…

— Да, сеньорита Юлия. Твое настоящее имя Камаэль, ангел личного мужества… Похоже, кроме меня никто этого не видит. И — не знает… Ведь ты и сам, даже не догадывалась об этом, так?

— Я тебе не верю.

— Ты видела свои крылья — как ты можешь не верить?! Но слушай — у нас мало времени…