Вырисовываются контуры корниловского наступления. Такая программа Антону Ивановичу по душе. Только не знает он пока, что гладко на бумаге, да забыли об овраге…

А между тем на фронте вот-вот начнется извержение вулкана политических страстей, могущее погубить все. Душевное состояние Деникина в тот момент лучше всего передает его письмо Ксении Васильевне Чиж от 29 августа (11 сентября) 1917 года:

«Родная моя, начинается новый катастрофический период русской истории. Бедная страна, опутанная ложью, провокаторством и бессилием. О настроении своем не стоит говорить. Главнокомандование мое фиктивно, так как находится под контролем комиссаров и комитетов. Невзирая на такие невероятные условия, на посту своем останусь до конца. Физически здоров, но сердце болит и душа страдает. Конечно, такое неопределенное положение долго длиться не может. Спаси Бог Россию от новых смертельных потрясений.

Обо мне не беспокойся, родная, мой путь совершенно прям.

Храни тебя Бог.

А. Деникин».

Беспокоиться, однако, Асе придется…

Итак, отступать дальше некуда. Антону Ивановичу предстоит перейти Рубикон. С каким багажом?

В нем главное место занимает опыт энергичной, но, увы, безуспешной борьбы с разложением армии. Рельефно начинает проявляться ограниченность генерала как политика. Он не владеет разнообразными формами политической борьбы. Но становится очевидным: Антон Иванович осознает, что политика часто бывает нечестной, и, не воспринимая это, в силу личных убеждений, он выходит из политической игры незапятнанным.

Но игра-то продолжается…

— Совещание закончено, все свободны.

По лицу недавно назначенного нового верховного главнокомандующего генерала Корнилова было видно, что он устал. Более трех часов совещание обсуждало положение, сложившееся в армии.

— Генерал Деникин, задержитесь, — сказал главковерх, провожая выходящих из кабинета военачальников.

Жестом пригласив Деникина присесть, Корнилов после многозначительной паузы сказал:

— Антон Иванович, разговор доверительный. Мы много времени знаем друг друга и, мне кажется, сходимся во взглядах на то, что произошло с Россией. Нужно бороться, иначе страна погибнет. Ко мне на фронт приезжал N. Он все носится с идеей переворота и возведения на престол великого князя Дмитрия Павловича, что-то организует и предложил совместную работу. Я ему заявил категорически, что ни на какую авантюру с Романовыми не пойду. В правительстве понимают, что совершенно бессильны что-то сделать. Они предлагают войти в его состав… Нет! Эти господа слишком связаны с Советами и ни на что решиться не могут. Я им говорю: предоставьте мне власть, тогда я поведу решительную борьбу. Нам нужно довести Россию до Учредительного собрания, а там — пусть делают что хотят: устраняюсь и ничему препятствовать не буду. Так вот, Антон Иванович, могу ли я рассчитывать на вашу поддержку?

— В полной мере.

В порыве нахлынувших чувств два боевых генерала обнялись и сердечно расстались, чтобы встретиться вновь… в Быховской тюрьме…

…27 августа (10 сентября) 1917 года. Бердичев. Штаб главнокомандующего армиями Юго-западного фронта. Дежурный офицер приносит в кабинет генерала Деникина срочную телеграмму. Прочитав ее, тот резко изменился в лице.

Телеграммой без номера и за подписью «Керенский» генералу Корнилову предлагалось временно сдать должность верховного главнокомандующего начальнику штаба Ставки генералу Лукомскому и, не ожидая прибытия нового верховного, выехать в Петроград. 1

Такое распоряжение явно незаконное и необязательное к исполнению, так как верховный главнокомандующий нй военному министру, ни министру-председателю, ни тем более товарищу Керенскому ни в какой мере подчинен не был. Деникин поражен, и было от чего.

…Генерал Марков зашел в кабинет главкома:

— Антон Иванович! Срочная от главковерха, — и протянул Деникину телеграмму:

«Я приказал мое решение (должность не сдавать и выяснить предварительно обстановку) и решение генерала Лукомского довести до сведения главнокомандующих всеми фронтами. № 6412. Корнилов».

— Свершилось! Но так скоро. Какое решение принял генерал Лукомский?

— Читайте.

«Все, близко стоявшие к военному делу, отлично сознавали, что при создавшейся обстановке и при фактическом руководстве и направлении внутренней политики безответственными общественными организациями, а из-за громадного разлагающего влияния этих организаций на массу армии, последнюю воссоздать не удастся, а наоборот, армия, как таковая, должна развалиться через два-три месяца. И тогда Россия должна будет заключить позорный сепаратный мир, последствия которого были бы для России ужасны. Правительство принимало полумеры, которые, ничего не поправляя, лишь затягивали агонию и, спасая революцию, не спасли Россию. Между тем завоевания революции можно было спасти лишь путем спасения России, а для этого прежде всего необходимо создать действительно сильную власть и оздоровить тыл. Генерал Корнилов предъявил ряд требований, проведение коих в жизнь затягивалось. При таких условиях генерал Корнилов, не преследуя никаких личных честолюбивых замыслов и опираясь на ясно выраженное сознание всей здоровой части общества и армии, требовавшее скорейшего создания крепкой власти для спасения Родины, а с ней и завоеваний революции, считал необходимыми более решительные меры, кои обеспечили бы водворение порядка в стране.

Приезд Савинкова и Львова, сделавших предложение Корнилову в том же смысле от вашего имени, лишь заставил гласно отдать окончательные распоряжения, отменять которые теперь уже поздно.

Ваша сегодняшняя телеграмма указывает, что решение, принятое прежде вами и сообщенное от вашего имени Савинковым и Львдвым, теперь изменилось. Считаю долгом совести, имея в виду лцшь пользу Родины, определенно вам заявить, что теперь остановить начавшееся с вашего же одобрения дело невозможно, и эта поведет лишь к гражданской войне, окончательному разложению армии и позорному сепаратному миру, следствием чего, конечно, не будет закрепление завоеваний революции.

Ради спасения России вам необходимо идти с генералом Корниловым, а не смещать его. Смещение генерала Корнилова поведет за собой ужасы, которых Россия еще не переживала. Я лично не могу принять на себя ответственность за армию хотя бы на короткое время и не считаю возможным принимать должность от генерала Корнилова, ибо за этим последует взрыв в армии, который погубит Россию. Лукомский».

Приказав никого не впускать в кабинет, Антон Иванович мучительно оценивал сложившуюся ситуацию. В его мозгу лихорадочно мелькали мысли, одна тревожнее другой.

Ну, что ж, настало время нравственного выбора.

Он не считал возможным идейно отождествлять себя с Временным правительством, оно для Деникина преступно. Взяв бланк, он начал лихорадочно писать телеграмму Керенскому: