Вот за что она его ненавидела последние три года. И Антон принимал её ненависть. Но как он мог отказаться? Отказаться построить свою «мечту», поучаствовать в самом грандиозном проекте в своей жизни, а теперь и сохранить его, не дать распродать по кускам после смерти Бориса.

Из окна были видны огни на крыше ночного клуба, гравиевые дорожки вокруг и кроны деревьев на территории. А если встать, ещё и пристань, с пришвартованными катерами и яхтами, кусок песчаного пляжа и, конечно же, залитая электрическим светом стоянка перед главным зданием, под завязку забитая автомобилями. И люди, люди… Шумные, весёлые, желающие и мечтающие попасть на территорию «Чёртового колеса». Как он мог отказаться от всего этого? Боря тоже не мог, он так любил «Колесо», настолько, что даже умер здесь. Наверное, если он осознавал всё происходящее, он был доволен, что останется здесь навсегда. Вот только Антону в последние дни душу жгло понимание того, что «Колеса» ему уже мало. Ему стало мало осознания владения, мало этого номера, большой постели за стеной, застеленной руками вышколенных горничных. Появилось кое-что важное и нужное за пределами клуба, и номер — это не его дом, и постель пустая и холодная, кого в неё не положи. В последние месяцы он уезжал из «Чёртового колеса» каждый вечер с чувством выполненного долга, с удовлетворением от проделанной работы, но он ехал домой, где его ждала жена, ужин и постель, застеленная ею. Простынями, что купила Лера, подушками, что взбила Лера, и одеялом, зазывно ею откинутом.

Если задуматься, он бы сказал: возраст. Мама сказала бы: любовь. И остаётся вопрос: что скажет Лера?

Женщины куда более сентиментальны и склонны преувеличивать, а порой романтизировать и драматизировать. Лера не скрывала своих чувств, открыто говорила, что любит, и Антон ей верил. Да ему даже нравилось ей верить, не смотря на то, что он довольно долго раздумывал, что ему делать с её влюблённостью, а уж тем более с любовью. А когда определился, жена надумала с ним разводиться, потому что он, по её словам, невероятный циник и лжец. И возвращаться домой, в супружескую спальню напрочь отказывалась. И вот тут очень хочется спросить: и где же её желание идти на компромиссы? Она что, раньше не знала, что он циник и… нет, не лжец, он бизнесмен. Разве не знала? Знала. Но сейчас нашла коса на камень. И подозрение у него такое, что из-за Марины. Лера была настолько потрясена, когда узнала, и даже не тем, что он когда-то спал с её мачехой, а тем, сколько эти отношения длились. И даже не заметила, что он не соврал, не старался её оградить, как обычно, сказал, как есть. Но толка от этого никакого, Лера всё равно ушла, а он по-прежнему записан в лжецы и предатели. Её отца он предал… Что ж, может и предал, в каком-то смысле, но как сам Антон считал, важнее, что о верности жены думал сам Борис, а тому было плевать. Это Антон знал наверняка. Потому что это он когда-то выслушивал пьяного Давыдова, который сокрушался, что не может развестись. Так и говорил: Маринка потопит. И если у самой не хватит мозгов, то зато хватит связей и мстительности, чтобы найти людей, которые с удовольствием помогут ему потонуть, да ещё и камень поувесистее на шею повесят. И именно после откровений Бориса, Антон взглянул на Марину другими глазами. Открылись они не сразу, понадобилось время приглядеться, осознать, поймать её на одной маленькой хитрости, потом на другой, поневоле начал сопоставлять то, что говорил ему Борис, с тем, что рассказывала Марина. И если поначалу он Давыдову верить не спешил, в конце концов, какой муж на жену не жалуется, то со временем поймал себя на том, что реагирует на хитрости Марины точно так же, как и её супруг. Она тоже стала это отмечать, начали ругаться, ссориться, страсть прошла, и в итоге, Антон сообщил ей о своём решении расстаться. Это он сказал: расстаться, а Марина назвала это предательством, сказала, что он продался её мужу, наговорила ещё кучу всяких мерзостей, и получилось так, что за какой-то короткий срок они из любовников превратились во врагов. Почти врагов, и примирения так и не случилось. Марина Давыдова умела ненавидеть. У неё не так хорошо получалось мстить, но ненавидеть и презирать она умела.

После разговора с Лерой ещё около часа работал, проглядывал счета, накладные, какие-то объяснительные и заявления младших сотрудников, что ему коварно подсунул менеджер по кадрам, время от времени тёр лоб, понимая, что больше раздумывает и вспоминает, чем полноценно работает. После разговора с Лерой ещё около часа работал, проглядывал счета, накладные, какие-то объяснительные и заявления младших сотрудников, что ему коварно подсунул менеджер по кадрам, время от времени тёр лоб, понимая, что больше раздумывает и вспоминает, чем полноценно работает. На часах семь вечера, солнце садится, что кажется таким странным после долгих летних дней, а дома родители, которые ждут его возвращения, чтобы продолжить поучать и наставлять. Называется: семейная жизнь. Вот только нет жены, нет семейного уюта, полный бардак.

— Антоша, ты здесь?

Дверь без стука приоткрылась, и заглянула Алиса. Увидела его и разулыбалась.

— Привет.

— Привет, — отозвался он без всякого энтузиазма, а чтобы продемонстрировать свою чрезвычайную занятость, перевернул страницу документа, и глаза на девушку поднимать не спешил.

— Хорошо, что ты здесь. — Алиса вошла и аккуратно прикрыла за собой дверь. Смотрела только на него, как на загнанную в угол добычу. Впрочем, это был её обычный взгляд. — Я боялась, что уехал.

— Ну, значит, тебе повезло.

— Чем занят?

— Работаю.

— Пойдём танцевать?

Антон усмехнулся.

— Лиска, а деньги кто будет зарабатывать?

Она вздохнула и опустила голову, а затем, видимо дурачась, опустилась на стул и на стол облокотилась. Точнее сказать, пристроила на краешке пышную грудь. Антон поневоле задержал на ней свой взгляд. Алиса явно напрашивалась на определённую реакцию со стороны мужчин с таким откровенным вырезом на платье, настолько глубоким, что даже чёрную кружевную оторочку бюстгальтера видно.

— Сколько можно работать, Антош?

— Я просил тебя не звать меня Антошей.

Алиса вроде бы удивилась.

— А как мне тебя звать? Антоном Александровичем?

Антон кончиком ручки в затылке почесал, поморщился, недовольный тем, что приходится отвлекаться на такие откровенно глупые разговоры. Попробовал обойтись малой кровью и с намёком проговорил:

— Алиса.

Она рассмеялась.

— Хорошо, хорошо. Я буду звать тебя Антоном. И, вообще, какая разница, как, я просто хочу, чтобы ты отдохнул. Пойдём в клуб, выпьем, отдохнём. — Алиса чуть склонила голову, улыбнулась. — Я по тебе соскучилась.

— И когда только успела. Ты утром в офисе была.

— А ты со мной там разговаривал? Спихнул своей секретарше.

— На то она и секретарша. Деньги на карточку тебе пришли?

— Пришли.

— Значит, всё ок.

Алиса помолчала, разглядывала его, после чего негромко проговорила: