День второй: уже намечены просмотры моей квартиры, а я встречаюсь с мамой на обеде в ее больнице и оставляю о себе очень позитивное впечатление. Затем еду в дом престарелых и застаю там своего деда за партией в шашки. Кто я такая, он не узнаёт. А у меня сердце кровью обливается.

– Экая вы пленительная юная особа, – говорит он, глядя на меня своими по-прежнему выразительными голубыми глазами. Как-то даже не укладывается в голове: разум в них присутствует, а вот ясности нет.

– Вы, сэр, тоже чертовски привлекательны. Я, пожалуй, останусь и посмотрю, как вы тут играете.

Ухожу я в слезах и с заверениями медсестры, что у него бывают минуты просветления и он как-нибудь меня обязательно вспомнит.

– Он частенько о вас заговаривает, – утешает она.

Изрядную часть дня я провожу в тире, размышляя обо всех тех годах, когда из-за карьеры была в разлуке с семьей. Годы, в ходе которых я лишилась своего деда. И в то же время я тоскую без цели, которой у меня теперь нет. Вечер проходит за бокалом вина и мыслями об ужине, который я не заказываю из-за боязни отвлечься от сериала, который все остальные уже давно посмотрели: «Ведьмак» с Генри Кавиллом. Сериал неплохой, но слегка запутанный, что даже кстати. Мне нужно распутывать какую-нибудь загадку, иначе я начну распутывать саму себя.

К третьему вечеру я уже схожу с ума. Мне нужно разобраться, как быть дальше. Сумасбродство толкает меня на двойной спарринг с Бойком Маккоем, после которого я еду домой с урчащим желудком и острым желанием заказать что-нибудь из готовой еды. Свою дверь открываю на запах вкуснятины – и вижу Уэйда, сидящего на моем диване. Уже без пиджака и галстука.

– Ого, – реагирую я на вторжение. – Нам нужно серьезно поговорить о тебе и о твоем ключе.

– Пока ты не накостыляла мне насчет взлома, – отвечает он, – я тут решил отпраздновать свое возвращение из Далласа: сварганил лазанью с сыром, и винишко прихватил.

– Из «Старого Чикаго»? – испытующе спрашиваю я.

– Как раз оттуда, – с видом заговорщика улыбается Уэйд, – прямо из питейной.

– Ну тогда ладно, – смягчаюсь я, запирая дверь и кидая на пол спортивную сумку. – О ключе можно поговорить и позже.

Спустя полчаса наши желудки полны, а бокалы полупусты.

– Уф, спасибо, – благодарю я. – Угощение – просто фантастика.

– Точно, она, – соглашается он. – А в Далласе были одни гамбургеры, и то хреновастые. Итак, – серьезнеет он, – ты готова вернуться к работе?

– Ого… Такая вот подача от лица ФБР?

Уэйд отодвигает бокал, лезет в свой кожаный кейс, достает оттуда служебного вида конверт и шлепает его передо мной.

– Это что?

– Ты сама сказала. Подача.

Я смотрю на конверт, затем на него.

– Ты хочешь, чтобы я работала в ФБР?

– Можно подумать, для тебя это сюрприз.

– У меня ведь на подвесе дело, – напоминаю я. – Вот завтра возьмут и явятся ко мне насчет смерти Ньюмана…

– Не явятся, – говорит он. – Я разговаривал с шефом и окружной прокуратурой.

Во мне теплеет надежда, но я держу ее в узде.

– Ты говорил с шефом?

Уэйд сводит брови.

– А ты?

– Я – нет. Все выгоды от того, что он мой крестный, длились, лишь пока был жив мой отец. – Я не даю Уэйду времени выразить мне сочувствие, которого не желаю из-за человека, жившего по лекалам лжи. – Они установили, что Ньюман и был тот самый Поэт?

– Пока нет, – отвечает он. – Но они созывают пресс-конференцию, сообщить, что у них есть подозреваемый и нет оснований полагать, что город в опасности. В конце концов назовут его.

– А… мальчик? – спрашиваю я, сжимаясь нутром от болезненной темы. – Его опознали?

– Какой-то беспризорник. Несколько человек в соседнем районе его знали и подкармливали. О родителях ничего не известно.

Уэйд не дает мне задержаться на тяжелой теме, равно как и времени расспросить о жене и детях Ньюмана. Вместо этого он со значением постукивает по конверту.

– Я не готова.

– Лэнг сказал, ты не веришь, что Поэт мог совершить самоубийство. Но если ты из-за этого сомневаешься в себе…

– Лэнг – говнюк, – обрываю я. – Ньюман себя не убивал, Уэйд. Пассажирская дверца, когда я подобралась к машине, была открыта. С чего бы он стал ее открывать перед тем, как пустить себе пулю? Лэнг, между прочим, специально это скрыл. Сказал, что меня могут обвинить в убийстве.

– Вполне вероятно, – Уэйд пожимает плечами. – Ну так что? Я прошу тебя присоединиться к ФБР. И твоим суждениям я однозначно доверяю. Как ты думаешь, кто его убил?

– Кто-то, желавший отомстить. Но правда, судя по всему, здесь не важна. Все, кто к ней причастен, так или иначе прикрыли себе задницу. Правда должна быть правдой, но это не так. Все что-то крутят, мутят… А я к очередному раунду бюрократической возни не готова. Гори оно все огнем.

– Правда должна быть правдой, и мы ее добьемся. Вот увидишь. Лично я в это верю. Потому и предложение на должность консультанта. Шанс намочить ноги, не проваливаясь в болото. Дела можешь выбирать сама. У тебя будет свобода, какой раньше никогда не было. – Уэйд лукаво подмигивает: – Ну и я тоже.

– Боссом моим хочешь заделаться?

– А то.

– В таком случае нет, – фыркаю я смешливо.

Он смеется, потому что знает: для отказа мы с ним слишком хорошо ладим.

– Тогда позволь несколько доводов в пользу «да». Оплата шикарная. Дела интересные. А однажды, чем черт не шутит, ты даже сможешь войти в кабинет Мура и заявить о своей прерогативе над одним из его дел.

– Нехорошо.

– А мне кажется, до ужаса приятно. Ты ведь знаешь, что так и будет.

Он протягивает мне какую-то папку. Я принимаю ее с любопытством.

– Что это?

– Три открытых дела. Выбирай на вкус. Все – свежачок, с пылу с жару.

– Ты не даешь мне время на поиск чего-то еще?

– Ни минуты. Да и зачем, когда перед тобой сразу три шарады в одной подборке?

Похоже, Уэйд знает меня как облупленную. Мне действительно становится интересно, и я пробегаю материал насчет двоих потенциальных серийщиков в двух разных штатах, а также дело о похищении с целью выкупа в нашем Хьюстоне. Похищение – дело странное, мне не по профилю.

– Ты же знаешь, похищения и выкупы не по моей части, – напоминаю я.

– Почему же? Налицо загадка. К тому же кому и не помогать, как десятилетнему ребенку?

Я знаю, с чего это. Он дает мне способ примириться с убийством того мальчонки. И словно в подтверждение этого Уэйд говорит:

– Спасем тех, кого можно спасти.