Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Неужели правда конец всей этой кутерьме? – интересуется он.
Некий неуют во мне бросает вызов общему оптимизму, который мне вроде бы надо испытывать. И я ограничиваюсь легкой невнятицей:
– Да вроде как.
Максимум, что я из себя выжимаю, эту фальшиво-бодренькую улыбку. Хотя в самой оптимизма на минимуме.
– Ты молодчина, Чак, – добавляю я уже искренне. – Просто Супермен, в буквальном смысле.
Мы еще с минуту перебрасываемся, а затем я подхожу к своему столу и начинаю просматривать все, что могло быть упущено, пока я занималась делом Поэта. Звонит Уэйд, но я не беру трубку, а отписываюсь эсэмэской: «Позже. Здесь крышу рвет».
«Я в курсе, – отвечает он. – Насчет всего. Понимаю, пару часов придется помаяться. Звони как сможешь».
Я наспех шлю смайлик и откладываю трубку, в то время как за стол напротив меня усаживается Лэнг. Мы смотрим друг на друга, и между нами словно потрескивает невидимое напряжение, которого прежде никогда не было. С нами не все хорошо. Уж и не знаю, выправится ли это когда-нибудь.
– Детектив Джаз.
Голос капитана. Я поворачиваюсь – он стоит, возвышаясь надо мной хмурой глыбой.
– Мы готовы.
Я бросаю взгляд на Лэнга – в его глазах читается предостережение.
– Жить вместе, помирать вдвоем, – тихо произносит он, намекая о лжи, сказанной между нами.
– Что это значит? – настораживается капитан.
Лэнг отвечает за нас обоих:
– Мы проходим через это сообща. Только и всего.
Капитан язвительно кривится:
– Чушь собачья.
И жестом указывает мне идти.
Я беру свою сумку и, не оглядываясь, двигаюсь в указанном направлении. Через несколько минут мы уже сидим бок о бок с Николь – совсем как в ту ночь, когда погиб мальчик, – а Мартинес, точно как тогда, бубнит дежурные вопросы. В комнате на видном месте присутствует Эван в одном из своих дорогих костюмов. Он источает высокомерие – ни дать ни взять будущий прокурор округа, с приличествующей чину манерой повелевать. Хотя, в противовес моей оценке, он обращается к Николь:
– Когти не пригодятся. Обещаю.
– Посмотрим, – сухо отвечает она, должно быть, чувствуя мои ощущения.
Вот он занимает место передо мной, и его пронзительно-синие глаза встречаются с моими.
– Его больше нет. И мир стал лучше. А мне нужна всего лишь уверенность, что у меня все схвачено на случай, если семья подаст в суд.
Я поджимаю губы, разобрав в сценарии явный умысел. Он задействован в ликвидации Ньюмана, но хочет отвести потенциальный удар от окружной прокуратуры. Ему и департаменту нужен громоотвод. В лице меня или Лэнга.
– Я для того и здесь, – говорю я с холодноватой размеренностью.
Он кладет на стол блокнот, открывает его желтые страницы и ручкой записывает дату.
– Как вы оказались на территории кампуса?
– Я совершала пробежку.
– Но вы знали, что у Ньюмана имеется против вас ограничительный ордер.
– До его смерти дистанционный барьер я не пересекала.
Технически это правда. Барьер судебного запрета до того, как пуля разнесла Ньюману череп, я в самом деле не нарушала.
– Как вы узнали, что он мертв? – спрашивает Эван.
– Кровь изнутри брызнула на всю машину, и я побежала разобраться, что там стряслось.
– Был ли слышен выстрел?
– Приглушенно. Машина была закрыта, но раньше у меня уже был похожий случай, и я знала, что именно слышу.
– Получается, он случайно покончил с собой как раз в тот момент, когда вы там находились.
Звучит как обвинение. Этим вопросом я изводилась не один час. Как такое вообще возможно?
– Так случилось. Других слов нет.
– Вы его ненавидели.
Лэнг, капитан и Эван как будто сговорились меж собой.
– Это слова капитана, не мои.
– Вы его ненавидели? Прошу ответить.
– Ненависти в свою работу я не допускаю.
– Тем не менее это не ответ, – замечает он.
– А вам он нравился? Было бы интересно услышать ваше отношение к серийному убийце.
Губы Эвана брюзгливо поджимаются.
– Насколько я понял, вы не пропустили машину «скорой помощи».
– Я заглянула внутрь машины и увидела, что он мертв.
– Разве дверь была открыта?
Я колеблюсь:
– Затрудняюсь сказать. Просто знаю, что заглянула внутрь и сразу поняла, что он мертв.
Несколько долгих секунд он изучает меня взглядом.
– Кто же открыл дверь? Или закрыл?
– Я не открывала и не закрывала.
– Это не ответ, – бросает Эван.
– Это мой ответ.
– Меня он не устраивает.
– К чему вы клоните? – вмешивается Николь.
На нее он не смотрит. Он смотрит на меня.
– Ньюман покончил с собой, или его убили?
Мой ответ быстр и прост:
– Мне не дали должным образом осмотреть место происшествия. Вам придется расспросить причастных к этому делу следователей.
– Ньюмана Смита убили вы?
Вопрос не сказать чтобы неожиданный, но по-прежнему острый.
– Нет.
– Тогда кто это сделал?
– Опять же, – говорю я, – я не исследовала место происшествия.
– Он покончил с собой?
«Нет, – думаю я, – но я не буду помогать вам строить дело, которое в конечном итоге обернется против меня». Иными словами, вслух я произношу то, что должна была сказать:
– Похоже, что так.
Эван подается ближе:
– Вы что-то не договариваете?
– Вам я ничего говорить не буду. Мне нужен разговор с капитаном.
Он, прищурившись, оглядывает меня.
– А почему не со мной?
Теперь ближе подаюсь уже я.
– Потому что для нас обоих не секрет, что вам, по сути, до этого расследования никогда не было дела. А заботит вас лишь собственная персона, презентабельный внешний вид и благополучно прикрытая задница.
– Слышали? – бдительно вмешивается Николь. – Сотрудничать с вами она отказывается. А если будете давить, мы ответим вам тем же. Решительно и жестко.
Эван смотрит на нее, затем снова на меня.
– Это не лучший способ заслужить мою благосклонность на будущее.
Решение, забрезжившее в моем сознании после того, как капитан резанул меня насчет погибшего мальчика, теперь окрепло и сидит у меня на кончике языка:
– В вашей благосклонности я не нуждаюсь и не хочу ее. У нас всё?
Эван закрывает свой блокнот.
– В таком случае всё. До поры.
Он встает и идет к двери. Сразу следом освободившееся место занимает капитан.
– Вы отстраняетесь от работы. Можете считать себя в длительном отпуске, пока не закончится разбирательство.
Я бросаю взгляд на Николь, которая предугадывает мой следующий шаг. Вместе с ее одобрительным кивком я отвечаю: «Отпуск на всю жизнь», –