бросилась бегом и вызвала «скорую помощь». Оружия у меня не было.

– Но было у меня, – подхватывает Лэнг. – И я оказался у машины первым.

Да чтоб его… Это ложь, которую может оспорить охрана кампуса.

– Дверь со стороны пассажира была открыта, – продолжает Лэнг. – Установив, что Ньюман мертв, я приказал детективу Джаз срочно остановить бригаду медиков, пока те не наследили на площадке. Я понимаю, что должен был ее просто отослать, но охрана кампуса была такой отстойной… Именно поэтому дверцу я закрыл. Чтобы кто-нибудь не испоганил картину и там.

– Никакую дверь ты не закрывал, – лезу я с возражением, глядя на капитана, который устрашающе молчит. – Дверь закрыл кто-то другой.

– Не кто-то, а я, – настаивает Лэнг, хмурясь на меня. – Ты это знаешь. Признаю свою оплошность.

Мои пальцы сжимаются в кулаки, и я притискиваю их к бокам, чтобы они ненароком не опустились на Лэнга.

– Капитан…

– О том, что мы там находимся, Ньюман не знал, – продолжает гнуть свое Лэнг. – На него явно подействовало бремя сокрытия того, кем и чем он был. И нам всем будет лучше от того, что его больше нет.

Здесь он прав. Лучше будет всем, только я не уверена, что мы единственные, кто так считает. Из-за Лэнга я этого сказать не могу и не осмеливаюсь предположить, что Поэт мог быть двумя людьми, а не одним. Такой домысел выставит нас обоих лжецами.

Капитан смотрит между нами.

– Вам, двоим придуркам, лучше уповать, что Поэт именно он, иначе потом замучаемся выплачивать его семье компенсацию.

Я бледнею так, как не бледнею никогда.

– Что значит «выплачивать»? – спрашиваю я недоверчиво, почти гневно. – О какой еще компенсации идет речь?

– Очень простой. Вы ведь преследовали этого человека.

– Наблюдение не есть преследование, шеф. И вы ведь тоже его санкционировали. Мы все хотели заполучить убийцу. И что бы мы делали, если б он убил снова, прежде чем покончить с собой? Сидели и крутили большими пальцами?

От возмущения я говорю сухо и отрывисто. Я взбешена, а моя способность вдумчиво анализировать, по всей видимости, случайно взяла отгул.

– Предъявить ему обвинение вы не могли: у вас не было достаточно доказательств. И вы продолжали его преследовать почем зря. По вашей милости я получил извещение, что Ньюман официально подает в суд на департамент. Теперь известно, что он сделал заявление для прессы и сообщил городу, что серийный убийца разгуливает на свободе.

– Серийщики известны своей жаждой внимания, – замечаю я. – Вот он и обратился в СМИ.

– Вы довели его до самоубийства, – заявляет Мур.

– Это утверждение основано на выводах криминалистов? – с вызовом спрашиваю я, уже не удерживаясь на утесе, с которого меня влечет в бездну. И все это не имеет никакого отношения к Ньюману, а только к тому мальчишке, в которого я выстрелила. Нет, не выстрелила, а убила. И победа мне не светит даже здесь. Кончиться может тем, что на мое требование назвать убийцу департамент запросто ответит, что это я сама и есть, или же я стану ответственной за самоубийство.

Капитан грозно смотрит на меня.

– Я сейчас смотрюсь спокойно?

Здесь явно подвох, но я клюю, потому что выбора у меня нет. С кисловатой усмешкой отвечаю:

– Вполне.

– А вот и нет! – рявкает он, и от этого рыка я невольно съеживаюсь. – Ни хера подобного! – добавляет Мур вербальных специй, как будто я и без них не поняла суть. – Марш в участок, и оставаться там! Наружу не выходить, по дороге никуда не сворачивать. Хватит уже с вами миндальничать.

Метнув в меня несколько визуальных пуль, он переводит строгий взгляд на Лэнга:

– А вам – следить, чтобы она снова никуда не вляпалась. Глаз не спускать, а то знаю я вас.

Я пытаюсь что-то возразить, но он рубящим жестом отсекает мое намерение:

– Слышать ничего не желаю. Все оставшиеся силы потратьте на то, чтобы уйти отсюда незаметно для прессы. – Огладив руками лицо, вздыхает: – Будем надеяться, что каким-то волшебным образом и при нашем участии здесь забудут, что видели вас. – Он делает вялый взмах рукой. – Валите, оба. Пока я не задумался о том, как детектив Джаз раззвонила о происшествии – и каким проклятием это обернулось для всех нас.

Но просто так я не ухожу. А еще раздвигаю границы поиска:

– Камера парковки здесь отключена. То ли ее хакнули, то ли просто грохнули. Если последнее, то…

– Детектив. Вы убивали Ньюмана?

Этот вопрос – еще один нож, кромсающий каждый почетный момент моей карьеры, кусок за кусочком.

– Нет.

– Тогда предлагаю доверить осмотр места мне и сгинуть с глаз долой, пока одного из нас не обвинили в убийстве. Причем не обязательно вас или Лэнга. – Играя желваками и не сводя с меня тяжелых глаз, Мур обращается к Лэнгу: – Уведите ее отсюда сейчас же.

На нервном вдохе я обхожу шефа бочком, как обходят валун, и встречаюсь со своим иудушкой-напарником в дверях. На него демонстративно не гляжу, иначе он у меня припадет еще на одно колено. Тянусь к дверной ручке, и тут слышу у себя за спиной властное:

– Стойте.

Мы разом оборачиваемся и видим капитана в напряженной стойке, с упертыми в бока руками. Его темно-карие, почти черные от гнева глаза устремлены на Лэнга.

– За что она припечатала вас коленом?

– За то, что закрыл дверь, – уворачивается тот с изящной ловкостью, как от мяча в вышибалах. Вот же врун.

Взгляд капитана перекочевывает на меня:

– Зачем вы его ударили?

Лгать мне противно, и я предпочитаю полуправду:

– Знайся вы с ним без перерыва пять лет, вы поступили бы точно так же.

Мур просто смотрит с непроницаемым выражением, не отводя глаз. Проходят секунды – тяжелые, напряженные, – прежде чем он односложно командует:

– Идите.

Я уже настроена на подчинение, когда он добавляет:

– Не вы, детектив Джаз.

С еще одним резким вдохом я опять поворачиваюсь к капитану. Лэнг, может, и лгун, но не конченый идиот. Он выходит из комнаты и закрывает за собой дверь. Теперь я наедине с жестоким грубияном, которого называю своим шефом.

– Я думаю дать вам пищу для размышлений, пока вы будете ждать меня в моем кабинете, – говорит он. – Я полагаю, что вы ненавидели своего отца.

Ах, вон какой поворот… Я даже не уверена, куда он клонит, но явно не к добру.

– Своего отца я любила, – поправляю я, и это правда. Я любила его. Он был моим кумиром, пока не развенчал себя в моих глазах, но любовь никуда не ушла.

– И ненавидели, – добавляет Мур в свою очередь. – Для меня интересно, что спустя всего три