Проклятье, никто не должен.

– Причина смерти? – спросил Уоллис, который явно с трудом справлялся с тошнотой.

– Если хотите услышать понятное определение, перелом повешенных, – ответила судмедэксперт.

– Это объясняет странное положение шеи, – сказал Ларедо.

– Он умер от повешения? – спросил Уоллис. – Иными словами, его задушили?

– Нет, – покачала головой судмедэксперт. – Это, конечно, называется «перелом повешенного», и он может привести к смерти от удушения, но мальчика не повесили. Техническое название для такого – перелом ножек дуги второго шейного позвонка. На самом деле это просто критический перегиб позвоночного столба от воздействия на подбородок снизу. В результате спинной мозг передавливается первым и вторым шейными позвонками – и смерть тут была мгновенной или настолько близкой к мгновенной, насколько это возможно.

– Но как добиться такого результата? – спросила Пайн.

– Подобного рода повреждения бывают в автомобильных катастрофах, при затяжных прыжках с парашютом и даже в контактных видах спорта. Ты на что-то налетаешь или ударяешься подбородком – подбородок приподнят вверх, голова откинута назад, к верхней части спины. Если предмет достаточно твердый, а удар сильный, это может сломать позвоночник.

– И что произошло в нашем случае?

– У меня нет полной уверенности, но это не просто догадка, потому что на теле есть синяки. Например, на подбородке, – продолжала объяснять судмедэксперт. – Челюстная кость, самая прочная кость лица, треснула, а это совсем не просто сделать.

– Подождите минутку, – вмешался Ларедо. – Он мог умереть во время автомобильной катастрофы?

Женщина покачала головой.

– Я так не думаю, – ответила она. – Тогда остались бы другие следы. Ну а если учесть современные средства безопасности, сначала надо было бы расстегнуть ремень. И если бы это произошло в данном случае, мы бы увидели целую серию других повреждений. Одно могу вам сказать: тот, кто убил мальчика, знал свое дело. Перелом чистый.

– Может быть, он прошел военную подготовку? – предположил Уоллис. – Гиллеспи служил в армии. Возможно, убийца знал его раньше и затаил обиду.

– Тело так и не удалось идентифицировать? – спросил Ларедо, глядя на Уоллиса.

– Пока у нас ничего нет, – ответил тот. – Мы разослали описание и портрет в средства массовой информации и попросили помощи.

– И на него нет никакой информации из Национального центра пропавших и эксплуатируемых детей, – добавил Ларедо.

– Складывается впечатление, что его просто не существует, – сказала Пайн и снова посмотрела на тело. – Но он здесь. У него была какая-то жизнь. Кто-то ее отнял. И он за это заплатит.

* * *

На обратном пути в Андерсонвилль Ларедо посмотрел на сидевшую за рулем Пайн.

– Ты в порядке? – спросил он.

– Да, со мной все прекрасно, Эдди. Я ничего там не почувствовала. А как ты? Давай зайдем куда-нибудь, поедим, выпьем пива, развлечемся.

– Ты знаешь, что я имел в виду совсем другое.

Она ничего не ответила.

– Я тоже хочу снести подонку голову, Этли. И что с того? – со вздохом продолжал он. – Мы не можем. Наша работа состоит в том, чтобы поймать сукина сына, а не казнить его.

– Я не новичок и не нуждаюсь в уроке полицейской этики, большое спасибо. Я лишь спускаю пар. Это преступление?

– Нет. Более того, полезно для здоровья. Так что давай, продолжай в том же духе.

– Мы не можем допустить, чтобы еще один человек умер, Эдди. Другой ребенок.

– Ты думаешь, он выбрал именно этого мальчика из-за того, что смог легко до него добраться? Может, у него не было семьи и никто о нем не заботился.

– Зачем все усложнять, когда в этом нет никакой необходимости? И насколько больным нужно быть, чтобы сделать такое с ребенком?

– Обычно мы имеем дело с больными людьми, Этли. По умолчанию. – Он постучал пальцами по ручке кресла. – Ты думаешь о девочке, спасенной тобой во время «сигнала Эмбер»?

Она не ответила.

– Нельзя, чтобы это становилось личным, тебе это известно не хуже, чем мне. На самом деле, если помнишь, ты прочитала мне целую лекцию на эту тему в округе Колумбия.

– Дело Макаллистера, – автоматически сказала Пайн.

– Парень насиловал и держал взаперти маленьких девочек, и они рожали ему детей в течение пятнадцати лет. А когда девочкам исполнялось восемнадцать, он их убивал. Не существовало на свете урода ужаснее. Мне со страшной силой хотелось пустить ему пулю в лоб, когда нам наконец удалось его поймать. И ты сумела меня остановить.

– Я помню, Эдди. Я знаю, что ты говоришь правильные вещи. И я их принимаю. Я ничего не испорчу, когда мы доберемся до убийцы.

– Ни секунды в этом не сомневался, – твердо ответил Ларедо.

Она удивленно на него посмотрела.

– Ты серьезно, даже после того, что случилось с парнем после «сигнала Эмбер»? – спросила она.

– Послушай, всем необходимо хотя бы раз спустить пар.

Лицо Пайн смягчилось.

– Мне нравится Эдди два-ноль намного больше, чем предыдущая версия.

– Да, даже моя бывшая мне так сказала. Дениз добавила, что я лишь неудачно выбрал время.

– Ну, в жизни часто все зависит от выбора момента.

Зазвонил телефон Ларедо, он нажал на кнопку и стал слушать. Когда он отключил связь и ничего не сказал, Пайн с тревогой на него посмотрела.

– Пожалуйста, не говори мне…

– Нет, это Уоллис. У нас хорошие новости. У них появилась информация на мальчика. С адресом.

– Где?

– Нам нужно вернуться в Колумбус, Джорджия.

Пайн развернулась на сто восемьдесят градусов и вдавила педаль газа в пол.

Франсиско Гомес.

Все называли его Фрэнки, так сказали Уоллису, Пайн и Ларедо: наверное, чтобы ему было легче приспособиться к новой жизни.

Они сидели в гостиной маленького домика, расположенного довольно далеко от роскошных апартаментов Ханны Ребане и Бет Клеммонс, где недавно умерла Клеммонс. Франсиско Гомес жил в районе, знававшем лучшие дни и ночи. Здесь селился рабочий класс – кусок заброшенной Америки, где все вокруг вызывало болезненные чувства.

Напротив них на стуле сидела женщина за сорок с мышиными волосами в узорчатом хлопковом платье и черных туфлях без каблука. Ее звали Джини Дункан, и в ее глазах стояли слезы.

– Фрэнки был хорошим мальчиком, – сказала она, вытирая глаза платком.

Пайн слышала, как наверху кричали и смеялись дети, а топот маленьких ног грозил сломать стропила.