Сорок соболей и одна чернобурая лисица

И года не прошло с постройки крепости, как под ее стены явились татары проверять, крепки ли стены, глубок ли ров и метко ли стреляют стрельцы с пушкарями. Оказалось, что и ров глубок, и стены крепки, и стреляют так метко, что лучше убираться из-под стен Шацка, пока цел. Правда, после этого успешного отражения татар гарнизон крепости был усилен. Когда через семнадцать лет крымский хан Девлет Гирей шел на Москву, сторожевые разъезды Шацкой засечной полосы его войско обнаружили и уже готовились дать бой, но хан обошел Шацк стороной. В конце шестнадцатого века к Шацку подошли азовские турки и ногайцы, но гарнизон под командой воеводы князя Кольцова-Мосальского их отбил. В общей сложности в шестнадцатом и семнадцатом веке приходили в те места татары и ногайцы больше четырех десятков раз. Шацк не был взят с бою ни разу. Шацкие воеводы и оборону умели держать и другим таким же городкам Засечной черты помогали в случае нужды. И не только городкам. Пятьдесят шатчан участвовало в знаменитой битве при Молодях, когда воеводы Воротынский и Хворостинин разбили наголову войско Девлет Гирея. Дмитрий Хворостинин, о котором английский посол Джайлс Флетчер писал, что он «главный у русских муж, наиболее употребляемый в военное время», начинал военную карьеру не кем-нибудь, а… воеводой в Шацке.

Кстати, об английских послах. Вернее, о послах в Англию. Другой шацкий воевода Алексей Иванович Зюзин при царе Михаиле Федоровиче возглавил посольство к английскому королю Иакову Первому и после переговоров подарил от себя королю, королеве и принцу по сорок соболей и одной чернобурой лисице. Каждому. Вы только представьте себе, что главу администрации Шацкого района посылают во главе посольства в Англию… То-то и оно. Послать-то его еще можно, но где он возьмет столько соболей для подарков? Пусть не по сорок каждому, но хотя бы по пять Елизавете, ее мужу принцу Чарльзу, принцессе Анне, герцогу Йоркскому… Даже и по два не выйдет. Третий шацкий воевода князь Александр Засекин по поручению Бориса Годунова возглавлял посольство в Персию и настойчиво добивался, чтобы в договоре о дружбе было записано, что персидские купцы не будут заниматься продажей русских пленных, которых им поставляли крымчаки и ногайцы после набегов. Четвертый шацкий воевода князь Георгий Иванович Токмаков, кроме того что был военачальником, перевел с немецкого языка на русский чрезвычайно популярную в средние века народную энциклопедию – разговор между учеником и учителем о разных предметах и явлениях природы. Именно в этом переводе впервые в русском языке было употреблено слово «комета». Где Шацк, а где комета…

Пятый шацкий воевода Роман Федорович Боборыкин в 1636 году заложил город Тамбов. Между прочим, срубили тамбовский острог шацкие плотники, коих набрали по одному от пяти дворов, и заселили новорожденный город они же вместе с казаками из Шацкого села Конобеево. Шестой шацкий воевода князь Михаил Петрович Волконский не запомнился ничем, кроме того, что прозвище у него было Жмурка. Седьмой воевода князь Иван Романович Безобразов и вовсе имел прозвище Осечка. Вот каково это – жить с прозвищем Осечка? Ведь у него же дети были. Небось, приходили к нему в перерывах между военными походами и спрашивали: «Папка, а за что тебя так?..» А жена воеводы сидела в углу, за печкой, и украдкой утирала слезы. Или не утирала, а запихивала себе в рот рукав от собольей душегрейки или кокошник, чтобы не умереть со смеху.

Ну да бог с ними, с воеводами. В 1672 году Шацкой засеке, участок которой тянулся почти на сто верст, была сделана опись: «Засека Шацкая, новая, с польской стороны от Кривой поляны до Казачья острогу и до Шацкого города под Ямскую слободу 6 верст, а от Ямские слободы с русские стороны до реки Пары 90 верст, а поперечнику от Шацкого города и против Пансковской прорехи на полверсты, а против деревни Пролому через Борщову поляну до Кривой поляны от черты до черты на версту, а от Кривой поляны на реку Пару до замка Липские засеки…» Где нынче все эти Пансковские прорехи, Борщовы и Кривые поляны, знают, наверное, только краеведы. Деревни Пролом теперь нет, но есть рядом с современным Шацком два села – Большой Пролом и Малый Пролом. Возле Малого Пролома, до которого ехать из Шацка на машине пять минут и еще двадцать идти пешком, на заросшем вереском поле сохранились земляные валы, рвы и площадки, на которых стояли пушки. Здесь был самый первый рубеж обороны. Теперь здесь нет никакого леса, кроме редких в поле молодых самосевных березок и сосенок, но раньше по обеим сторонам этой лощины он стоял стеной. Местный краевед – учитель истории из Шацка – показал мне, с какой стороны приходили крымчаки и ногайцы, куда стреляли пушки, откуда летели стрелы и дикие воинственные крики басурман и какой дорогой скакал стрелец или казак, чтобы поднять по тревоге шацкий гарнизон, пока они тут отстреливаются. Если встать на то место на валу, где стояла пушка, и посмотреть в ту сторону, откуда приходили басурмане, летели их стрелы и доносились их дикие воинственные крики… Не то чтобы хочется поскорее добежать до машины и рвануть в Шацк за подмогой, но ноги сами…

В сентябре тысяча шестьсот семидесятого года к Шацку подступил отряд разинцев, пришедших из Симбирска. Воевода Астафьев струхнул и написал царю о том, что в Шацке служивых людей мало, стрельцов восемьдесят человек, пушкарей, затинщиков и рассыльщиков всего два с половиной десятка и на них, в случае чего, надежды мало. «А уездные люди в осаду не идут, а хотя бы в осаду пришли, на них не надежда, что шатание в них большое. А под городом твоя государева дворцовая Черная Слобода, а в ней пятьсот дворов, они в осаду ни один человек не идут, ожидают всякого дурна». К счастью, до осады Шацка дело не дошло – присланные войска под командой воеводы Якова Хитрово разбили разинцев еще у села Конобеево.

К концу семнадцатого века Шацк был довольно сильной крепостью, состоящей из двух острогов, с четырьмя проезжими башнями, десятью глухими и двумя подземными ходами, выходившими в овраги. Можно было сделать вылазку и ударить в тыл противнику так… Вот только противника к началу восемнадцатого века не стало. То есть он еще был, но за пределы Крыма носа почти не высовывал, а то и вовсе сидел тихо и печально в него сморкался.