рамки их зоны комфорта. Заставляешь их противостоять своим чувствам и выпустить их в мир.

— Ты не знаешь Ваню или Макса. Никто не может заставить их что-либо делать.

— Это не значит указывать им, что делать, — размышляет Даррелл. — Это на примере. Ты не запираешь все на замок, как это делают двое других. Если есть что-то, чего ты хочешь, что-то, что тебе нравится, ты идешь за этим до конца.

— Ты подвергаешь меня психоанализу, Даррел?

— Делаю наблюдения.

— Я не знал, что это твой терапевтический центр.

— Я и не подозревал, что в твоей постели побывало так много женщин. Кажется, что половина этих, э-э, талантливых молодых женщин в зале знают тебя лично.

— Я никогда не держал свое прошлое в секрете.

— Нет, но это сложно, когда твое прошлое начинает вторгаться в твое настоящее.

Я хмуро смотрю на него. — Меня не волнует ни одна из этих девушек.

— Тебе не следовало мне этого говорить. — Он выгибает бровь.

Я бросаю взгляд на Ваню, который в другом конце комнаты разговаривает с кем-то из гостей.

— Почему ты не можешь сказать ей, что любишь ее? — Даррел спрашивает меня.

— Потому что я не хочу слышать, что она не любит меня в ответ, — честно хриплю я. И признание этого вслух заставляет меня чувствовать себя самым большим и тупейшим идиотом на планете.

Даррел похлопывает меня по плечу.

— Вот ты где. — Санни прижимается к мужу. На ней длинное переливчатое зеленое платье с вышивкой майя на воротнике.

Даррел одаривает ее мягкой, интимной улыбкой. Он обнимает ее за талию и целует в лоб. — Тебе нравится?

— Да, — говорит она, прикусывая нижнюю губу, как будто предпочла бы остаться с ним наедине.

Я прочищаю горло. — Я проверю, приехал ли Сазуки.

— Люди Алистера этим занимаются, — целеустремленно говорит Даррелл.

Санни бросает на меня мрачный взгляд. — Хадин, я думаю, тебе следует поговорить с Ваней.

— Ты знаешь, что с ней происходит? — Спрашиваю я, надеясь, что она сможет пролить свет на то, что я сделал не так.

Санни качает головой. — Не мое дело рассказывать.

В этот момент музыка становится громче. Деджона изо всех сил бьет по клавишам. Грусть льется из каждой ее ноты. Эта песня была любовным письмом, написанным настоящей любви композитора. Хотя она была ему небезразлична, они никогда не могли быть вместе.

Беспокойный и выбитый из колеи, я начинаю пересекать комнату, чтобы добраться до Вани. По пути двери бального зала распахиваются, и входит группа мужчин азиатского происхождения. На них костюмы и галстуки, и все они следуют по пятам за одним конкретным парнем.

По его царственной осанке я понимаю, что это Сазуки. Он моложе, чем я ожидал. Примерно того же возраста, что и Алистер. Он высокий и худощавый, с густой шевелюрой и резкими, угловатыми чертами лица.

То, как он смотрит на Деджону за пианино, почти по-волчьи, и я мгновенно настораживаюсь. От одного мужчины к другому этот взгляд никогда не предвещает ничего хорошего.

Пальцы Деджоны продолжают двигаться по клавишам пианино, совершенно не обращая внимания на вновь прибывшего. Ее глаза закрыты, как будто она находится в какой-то другой плоскости, а голова откинута назад.

Парень на мгновение замолкает. А затем бросается на сцену.

Я направляюсь к ним. Слева от меня Даррел тоже устремляется вперед.

Макс и Алистер уже впереди нас.

Сазуки и телохранители выходят на сцену первыми.

В толпе поднимается ропот, когда мужчины в костюмах окружают пианино, загораживая Деджону от посторонних глаз.

Алистер пытается ворваться внутрь, но мускулистые телохранители не шевелят ни мускулом.

— Что, черт возьми, там происходит? — Алистер шипит.

Даррел хмуро смотрит на него. — Это Сазуки?

— Я думал, ты сказал, что он пианист, а не гангстер, — бормочет Макс. — Что за охрана?

Я слышу приглушенный разговор из-за костюмов.

Ваня спешит на сцену и становится рядом со мной. — Деджона!

Мгновение спустя кого-то выгоняют из круга исков.

Это Деджона.

Она слегка дрожит. Ее глаза покраснели, и она смотрит сквозь стену из живых щитов, как будто может растопить лицо Сазуки одним своим свирепым взглядом.

— Ты в порядке? — Ваня подбегает к ней.

Грудь вздымается, Деджона хмурится. — Я никогда не встречала такого грубого мужчину за всю свою жизнь, но да, в остальном я в порядке.

Охранники расступаются и выстраиваются в прямую линию.

Сазуки появляется снова. Его острый взгляд пронзает Деджону, прежде чем броситься прочь. На четком английском он сообщает нам: — Никому не разрешается прикасаться к моему пианино.

— Это не оправдание для того, чтобы бросаться наутек и пугать гостей, — резко говорит Алистер.

— Все в порядке, — говорит Деджона дрожащим голосом. — Не порти из-за меня оставшуюся часть вечеринки.

Я кладу руку ей на плечо. — Мы можем их забрать.

Это заставляет ее улыбнуться. — Я в порядке. — Она поднимает глаза на Сазуки. Клянусь, я вижу, как из ее ушей идет дым.

Несмотря на его холодное поведение, уголок губ Сазуки приподнимается.

Мы уходим со сцены, и когда я оглядываюсь, то замечаю, что Сазуки все еще смотрит на Деджону.

— Что он тебе сказал? — Ваня спрашивает Деджону, когда мы собираемся в толпе.

— Ничего такого, что я хотела бы повторить, — отвечает она в ответ.

Алистер берет микрофон и коротко представляет. Кто-то включает свет. Одинокий прожектор освещает склоненную голову Сазуки.

Звучит первая нота.

И этого достаточно, чтобы сжать сердце всей аудитории.

Вторая нота хватает нас за горло.

Когда Сазуки кладет все свои руки на пианино, я понимаю, почему люди платили бы ему миллионы за возможность послушать, как он играет.

Взгляд Вани тоже прикован к Сазуки. — Вау.

— Вау, это правильно. — Деджона складывает руки на груди и хмурится. — К сожалению.

После песни все поднимаются на ноги и аплодируют.

Деджона сердито смотрит в сторону Сазуки и уходит. — Мне нужно выпить.

— Хочешь, я пойду с тобой? — Спрашивает Ваня.

— Нет, спасибо. — Деджона отмахивается от нее.

Мы с Ваней обмениваемся взглядами. — Как ты думаешь, что он ей сказал?

— Неважно, что он сказал. Важнее то, что он сделал.

У меня такое чувство, что она говорит не о Сазуки и Деджоне.

— Ваня. — Я беру ее за руку.

Она оглядывается назад с проблеском раздражения.

Ладно. С меня официально хватит этого дерьма. Я устал притворяться, что здесь нет проблемы.

— Встретимся на балконе через пять минут.

Она складывает руки на груди, привлекая мой взгляд прямо к ее декольте. Ее лицо накрашено, как у воина. Волосы зачесаны назад, а сильные скулы блестят, как лед. На ней платье, которое могло бы украсить любой подиум в мире. И, несмотря на все это, она все еще вызывает у меня раздражение.

— Выступление Деджоны окончено, — напоминаю я ей.

— И что? — Спрашивает Ваня, подходя ко мне так близко, что я улавливаю запах ее сладких духов.

Я