Ваза закачалась ванькой-встанькой меж нераскрытых конвертов со счетами и старых коробочек с недопитым какао-напитком, рискуя свалиться на бок и в падении залить весь комод липкой какао-субстанцией. Однако внимание Карла привлекло совсем не это. Он сгреб конверты в сторону и принялся поочередно поднимать коробки с какао, вазу, полускомканные магазинные чеки, полупустые упаковки со жвачкой и другой валявшийся на комоде мусор, но не мог найти того, что искал, – ключи его матери. Он был уверен, что они лежали здесь с тех пор, как ее положили в больницу, но теперь их нигде не было. Их также не оказалось ни на полу, ни в комодных ящиках. Поиски на кухне тоже ни к чему не привели, и он точно знал, что в ее комнате их тоже нет.

Ключи исчезли.

На Карла снова навалился страх, теперь уже с удвоенной силой. Когда он видел их в последний раз? На связке был ключ от пристроенной к дому полуподвальной кладовки, куда можно было попасть лишь со двора. Там хранились зимние шины – Карл доставал их оттуда как раз перед Рождеством. После этого он не пользовался ключами матери, и те лежали здесь, на комоде, еще неделю назад. Или две. В этом он был почти уверен.

Внезапно раздался звонок в дверь. От неожиданности внутренности сжались в таком спазме, что казалось, превратились в камень. Карл был слишком напуган, чтобы беспокоиться о том, что мог подумать о нем Бёркур, и, прежде чем открыть дверь, осторожно спросил:

– Кто там?

– Вау! Ты что, судебных приставов ожидаешь? – Бёркур дрожал от холода на ступеньках крыльца, одетый совсем не по сезону в жалкую ветровку, которая вряд ли защитила бы даже от легкого бриза. – Ну, ты впустишь меня или что?

– Сорри, не знаю, почему я спросил. – Карл указал в сторону комода: – Ты видел здесь ключи? Когда вы были у меня тут на днях?

Бёркур уставился на комод, будто никогда в жизни не видел ничего великолепнее.

– Ключи? Вон лежат ключи.

– А?.. Да нет, это мои ключи. А я ищу другие, запасные. Связку ключей со всякими побрякушками. Со львом… таким, зодиачным… И свистком. Таким, чтобы свистеть.

Бёркур состроил озадаченную мину и покачал головой:

– Не-а, не видел. Я вообще никогда такое не видел.

Это ничего не означало – Бёркур вряд ли заметил бы связку, даже если б она висела у Карла в носу.

Не пылая желанием спускаться в подвал, Карл потянул приятеля на кухню. Ему было наплевать, что тот мог подумать о доме теперь, когда из него исчезли все декорные причиндалы. Да и с чего ему было вообще беспокоиться о мнении Бёркура? Не то чтобы тот был экспертом в области моды или обитал в каком-то роскошном дворце. Он до сих пор жил вместе с родителями в их небольшой квартирке, которая уже лет с десять нуждалась хотя бы в косметическом ремонте. Карла не часто приглашали внутрь, но в тех редких случаях, когда это случалось, ему приходилось в ожидании Бёркура торчать в темной прихожей, стоя между висевшими на вешалках бесчисленными слоями заношенных верхних одёжек и морщась от кислой табачной вони, бившей в нос из каждого угла. В глубинах квартиры виднелось узорчатое, изрядно потертое ковровое покрытие. Громкие голоса родителей, обращавшихся откуда-то к сыну с тем или иным вопросом, были созвучны всему остальному интерьеру. Нет, Карлу перед Бёркуром было нечего стыдиться.

Бёркур уселся за кухонный стол, а Карл принялся загружать кофеварку. Во время зачистки он наткнулся на старый ополовиненный пакет молотого кофе – это должно было сработать. Однако у готового кофе не оказалось ни вкуса, ни запаха; в придачу молоко, о котором попросил Бёркур, кончилось.

Пока они сидели за столом над чашками с горьковатой жидкостью, Карл поведал приятелю, что кто-то побывал в доме прошлым вечером. По Бёркуру было трудно понять, поверил он этому или нет. Также невозможно было прочитать что-либо по его лицу, после того как они спустились в подвал и Карл показал ему браслет.

– Вот этот браслет.

Указав на письменный стол, где он изредка сидел, просматривая учебники, Карл следил за реакцией Бёркура, разглядывавшего украшение.

– И чье это? Вора?

– Вряд ли. Я просто точно знаю, что это не та вещь, в которой ходила бы мать, поэтому сюда ее не могли притащить ни я, ни она – только кто-то посторонний.

Карл наблюдал, с какой ловкостью Бёркур играл браслетом; пестрые бусинки скользили в его пальцах, как четки в руках молельщика.

Внезапно Карл вспомнил о найденном в машине телефоне:

– Ты телефон включил?

– А, черт!.. Абсолютно вылетело! Поставил его на зарядку, и всё. – Бёркур положил браслет на стол; радостная сочность цветов совершенно не вязалась с тем, как чувствовал себя Карл. – Я постараюсь не забыть и проверить его, как приду домой. Но там, скорее всего, установлен пароль, так что я не стал бы особо раскатывать губу. Может, тебе лучше зарекламить его на «Фейсбуке»?

Карл едва сдерживал раздражение: старая песня! Пароли появились не вчера; почему Бёркур не упомянул об этом, когда взял телефон домой? Тот наверняка уже был бы в руках хозяина, если б Карл сразу заявил его в соцсетях. Или обзвонил бы подруг матери и спросил их. Теперь это сделать невозможно, потому что он выбросил материну допотопную «раскладушку», а вместе с ней и список телефонов. Но заводиться сейчас на эту тему было глупо – зачем тратить силы на препирательства о том, что невозможно изменить?

– Дай мне сразу знать, как и что, или принеси телефон. Может, я сам смогу что-нибудь выяснить.

Время как раз перевалило границу целого часа, и Карл поспешил включить коротковолновый «Коллинз». Несмотря ни на что, он был рад присутствию своего твердолобого дружка; в его компании было не так боязно слушать трансляцию. Даже странный стук прекратился – будто в честь гостя.

– Надеюсь, что-нибудь услышим. Я смогу записать трансляцию на телефон; тогда у меня хоть что-то будет на руках, если я позвоню в полицию.

– Если? – Потеряв интерес к браслету, Бёркур тяжело плюхнулся на диван так, что каркас жалобно заскрипел. – Чувак, ты должен позвонить!

Карл не успел ответить – по комнате эхом разнеслось треньканье жестяной шарманки. «Коллинз» был настроен на ту же станцию, что и вчера, но, казалось, сегодня было гораздо громче.

Карл потянулся к приемнику, чтобы уменьшить громкость, но отдернул руку на полдороге, когда знакомый женский голос принялся за чтение. Пока он шарил в кармане в поисках телефона, начало зачитки было упущено, и Карл решил подождать с записью и сосредоточился на прослушивании. Повторялась одна и та же цифровая последовательность. Никаких букв, никаких минусов-плюсов: один, двадцать три, восемнадцать, шестьдесят восемь, один, тринадцать, три. Это звучало ну очень знакомо, но до Карла все равно не доходило чем. И он слушал, снова и снова: один, двадцать три, восемнадцать, шестьдесят восемь, один, тринадцать, три.

Шестьдесят восемь. Шестьдесят восемь. Шестьдесят восемь! У Карла что-то зашевелилось в мозгу. Он вскочил на ноги, бросился к письменному столу с учебниками и стал лихорадочно кропать цифры на листке бумаги. Один, двадцать три, восемнадцать, шестьдесят восемь, один, тринадцать, три… Думай! Думай! Думай!