Это был голос рассудка, а интуиция подсказывала, что ничему армия научить сына не сможет. Того, у кого в голове каша, а воли нет вообще, армия может только сломать. Если Сережу чудом примут в университет Лос-Анджелеса, это точно лучше весеннего призыва.

Катюня металась по гостинично-больничным покоям размером с вертолетную площадку и всплескивала руками – надо срочно в Москву, а как оставить мужа? Александров просил ее не метаться и не махать руками перед его носом, у него раскалывается голова. Хочет лететь к сыну – пусть летит, одному спокойнее. Сам он сына видеть не хотел. Он вообще не хотел ничего и все бродил в одиночестве по горам.

Самым невыносимым воспоминанием были слова Скляра – тогда, на даче, за несъеденными шашлыками. «Пока я жив, этому родству не бывать». Еще не давала покоя мысль, что убийцу Платона так и не нашли. Это было более чем объяснимо, но почему-то, когда Александров вспоминал об этом, у него начинался приступ головной боли.

Катюня вернулась из Москвы, переполненная новостями и сплетнями. Ловкачка Викуля продала свою виллу на озере Гарда! Крыша у нее отъехала окончательно, в Лондоне ей скучно, она пролезла в какой-то крутой английский благотворительный фонд, который оказывает помощь детям в Африке. Тоже мне, принцесса Диана.

Константин промолчал. Вика была единственной из них, кто выполнил честно все обязательства перед Платоном. Александрова почему-то мучило, что он не сохранил холдинг Скляра. Хотя он и собственный банк не сохранил. Получилось то, что получилось, и думать об этом совершенно бессмысленно. Но чувство вины перед Скляром возвращалось, и новый виток мыслей снова вызывал приступ адской головной боли.

Главной же новостью, по мнению Катюни, была помолвка Скляра-младшего с дочерью Чернявина. Александров не знал, как отнестись к этой новости. Прислушивался к себе и не мог понять. Павел оказался отличным парнем, Маша выходит замуж за мультимиллионера, в перспективе – одного из руководителей Merill Lynch или другого инвестиционного банка, в который он решит вложить свой капитал.

Он все накручивал километры по горам, день за днем, виток за витком, и осколки прежней жизни, царапавшие измученный мозг, крутились в голове так же, витками, по спирали… Александрову казалось, что он видит и слышит окружающее издалека, а сам… отлетел в мир иной. Какая, оказывается, изнурительная эта болезнь, депрессия. А он всегда думал, что это просто распущенность. А может, распущенность и есть. Врачи говорят, все в порядке, в бассейне он каждое утро по километру проплывает.

– Тебя это – что, тоже расстраивает? – спросила жена.

Александров обнаружил, что сидит в гостиной на диване, услышал невнятное бормотание телевизора, почувствовал запах Катюниных духов…

– Что «это»?

– Что Павел Скляр женится на девушке, которую в Оксфорде встретил?

– Нет вовсе. С чего ты взяла?

– С того, что именно отец этой девицы вместе с Беляковым тебя и сожрали.

– Очень верное и чуткое наблюдение, Катюня. Я тебя обожаю. Слушай, а давай шампанского выпьем? По случаю твоего возвращения.

– Можно подумать, ты скучал…

– Смотри, у нас, оказывается, шампанского полно. Две бутылки «Taittinger», откуда – не пойму. Знаешь, я тут залежался…

– И что ты предлагаешь? – мгновенно насторожившись, спросила жена.

– Не знаю пока. У нас полная свобода, Катюнь! Непривычно, да? Впервые в жизни, на двадцать втором году брака у нас – полная свобода. Мы можем целый месяц или даже два… Нет, два мы не выдержим… лететь, плыть, ехать… куда глаза глядят.

– И куда они у тебя глядят? – Катюня подлила себе шампанского.

– Куда скажешь. Что мы с тобой видели, в сущности?

– Давай поедем по замкам Луары.

– А запросто.

Какие замки Луары зимой? С другой стороны, чем-то заняться надо. Сколько можно прислушиваться к себе в ожидании возврата из небытия? Наемным менеджером он ни к кому не пойдет. Затевать новое дело в сорок шесть? Опять гробиться, к старости создать что-то грандиозное, чтобы снова отобрали? Скляр ушел, он остался, но как будто тоже умер.

Вот что мучило его на самом деле.

Александров набрал Колю. «Привет, старик! Что скажешь?» Коля сказал, что все, в общем, путем. Его уломали пойти вице-президентом в крупную государственную нефтяную компанию, готовить размещение акций на Лондонской бирже. После их молотиловки в банке работа – не бей лежачего, но все равно сидит до ночи. Видно, уже привычка. Компания предельно непрозрачная, как на листинг выходить – непонятно. Хотя инвесторы – народ циничный, с такими объемами и с такой крышей… – может, как раз все понятно.

– Занят, Кость, привычным делом. Оценка. Привел им Морганов, декор навести в проспекте размещения. Морганам начхать – прозрачно, непрозрачно. Комиссию заломили в два с половиной процента от продажи, вот и трудятся, оценку лабают. Помнишь Алистера Скотта?

– Помню. Он, что ли, опять оценивает?

– Ага. Опять летает в Москву, опять мы с ним квасим. Дежавю полное.

– Я тебе не рассказывал эту историю? Мы отланчевали тогда со Скоттом, помнишь, когда у нас пул кредиторов, где RBS был, заартачился? Помнишь?

– Помню, и что?

– Да ничего особенного. Мы отланчевали, и я поперся через весь город на следующее… рандеву, можно сказать. Там меня и застукали. Неужели не рассказывал?

– Где застукали?

– В ресторане рядом с Harrods. Катька с Викой входят, а я сижу с женой Чернявина. Незабываемый день.

– Могу себе представить…

– А, кстати, как она? Ты ничего не слышал?

– О ком? О жене Чернявина? Я вообще ее не знаю. И каким образом я мог о ней что-то слышать?

– Не знаю… Глупость сказал. Европа – маленький континент.

– Костя, – осторожно спросил Коля, – ты как себя чувствуешь?

– Считай, что здоров. Так вот, насчет маленького континента. Мы с Катюней решили, что пришло время нам его объездить до самых закоулков. Завтра-послезавтра двинемся.

– Куда?

– Сдуру согласился по замкам Луары прокатиться. Не представляю, куда зимой можно податься. Так, чтобы не напрягаться, не лететь целый день.

– Если меня спросить, я бы махнул в Шотландию. Холодно, так оно везде холодно, а там хоть вискарем согреться можно. Я бы в каждой вискарне останавливался. Начал бы с Glenfiddich в Speyside, а дальше уж точно куда глаза глядят… Пока глядят. А что ты вдруг про жену Чернявина спросил?

– Не знаю, к слову…

– Так я не дорассказал, ты меня с толку сбил… Этот Скотт… А он шотландец?

– Понятия не имею. Нет, Катюня захочет не виски, а высокого искусства.

– Тут я вам не советчик. Дуба вы дадите в этих замках Луары… Они ж неотапливаемые!