– Представляю, – перебил Фа Ханг и смущенно признался: – Я слышал… Все это время я словно в воде был. Я не чувствовал тела, но я слышал вас… И твою историю, прости, тоже слышал. Я не хотел подслушивать…

Сяо Тун оторвалась от своего занятия, чтобы внимательнее рассмотреть Фа Ханга. Лин Ху лихорадочно вспоминал, не сказал ли при нем чего-то ужасного. Фа Ханг же не обидится, что они и его обсуждали, точнее, его состояние?

Молчание затягивалось, Фа Ханг начал нервничать: он тоже думал, не сделал ли что-то не так. Хотя был вынужден подслушивать.

– Наверное, мы и тебя утомили за это время, – улыбнулась Сяо Тун.

Фа Ханг отрицательно помотал головой:

– Нет… Нет, совсем не так. Это была непроглядная тьма. Никаких сновидений, никаких воспоминаний. Ничего. И среди этого ничего я слышал ваши голоса… Они показывали, что я жив, и помогали не свихнуться. Они помогали мне справиться со страхом, что это все навсегда. Я не мог проснуться, но проживал это как бы с вами… Я был бесполезен, но вы для меня были всем миром… Даже мать и отец не кажутся мне сейчас роднее вас…

Сяо Тун смутилась и поспешила вернуться к работе. Лин Ху вернулся к готовке.

Украденной с пира еды им хватило на первые дней пять. Сейчас они уже находили коренья и мерзлое пшено, забытое на убранных полях, и ели его. Фа Ханг восстановился быстро; если Лин Ху и было все еще больно, он старался не показывать виду. Но, скорее всего, все было в порядке, Сяо Тун не замечала, чтобы он морщился при тренировках.

Тем временем Фа Ханг продолжал их смущать:

– Я очень благодарен вам, но сейчас я могу ходить сам. Не кажется ли вам… что ну… надо разойтись. Без меня никто… вам будет безопаснее… Понимаю, у вас тоже проблемы, но с ними еще можно справиться… С богом мы справиться не сможем…

Лин Ху вздохнул, вытянул ногу к огню поближе и спокойно заговорил:

– Наш клан имел дело с богами. В хрониках я читал, что были воины, не уступавшие им в мастерстве. В конце концов, каждого из нас могут сделать небожителем. Я знаю истории, когда небожителями становились в шестнадцать-семнадцать лет. Да, если мы столкнемся с Ван Хайфеном сейчас – он снова прихлопнет нас, как котят, убьет Фа Ханга и посеет в этом мире хаос.

– Как в хрониках заговорил, – вставила Сяо Тун, не отрываясь от шитья.

Плащ Фа Ханга получался не таким хорошим, как у них. Сяо Тун шить умела, но уделяла этому слишком мало времени и внимания, потому получалось у нее, конечно, не очень хорошо. Но лучше так, чем зимой без теплого плаща.

– Перевожу для деревенских, – беззлобно поправился Лин Ху. – Мы останемся, но надо стать сильнее, чем сейчас, чтобы хотя бы сопротивляться при новой встрече с Ван Хайфеном.

– А еще наступает зима, и либо мы питаемся только пойманным мясом, либо становимся крестьянами и никаких нам тогда путешествий, либо превращаемся в бродячих заклинателей и зарабатываем, помогая людям, – напомнила Сяо Тун. – Последний вариант мне очень нравится. Мы ушли достаточно далеко, чтобы здесь нас не искали. Если сильно не высовываться – мы многое сможем.

– Я согласен с Сяо Тун, – кивнул Лин Ху. – А раз цели наши совпадают, то почему бы и нет… Мне нравится заданная высота – победить бога. Думаю, такая цель по мне. Я останусь с тобой.

Фа Ханг улыбнулся, глядя на огонь.

Уже совсем стемнело, и Сяо Тун делала последние стежки, заканчивая работу на сегодня. Было уютно и тепло, совсем не страшно, даже Шевей свернулся кнутом на поясе Лин Ху.

И вдруг в этой тишине Фа Ханг произнес роковое:

– Учитель… Ян Шанюан… что случилось с ним?..

И все словно рухнуло. И вот уже тени снова казались страшными, вот уже в звуках ночных лесных зверей слышались шаги врагов. Сяо Тун укололась от неожиданности и теперь держала палец во рту, стараясь остановить кровь, а заодно и уйти от ответа.

– Мне жаль, Фа Ханг, он мертв, – ответил Лин Ху, стараясь не смотреть на друга.

Тот, словно не знал этого раньше, словно не держал в руках голову учителя, спрятал лицо в коленях и расплакался, не стесняясь никого. Лин Ху и Сяо Тун не пытались его успокоить, прекрасно понимая, что Фа Хангу нужно выплакаться. Удивительно, как он раньше держал это в себе.

Лин Ху понимал его, потому что проходил через это. Он сосредоточился на еде, но ему казалось, что это плачет не Фа Ханг. Что он слышит себя, рыдающего в камере, когда ему рассказали про казнь учителя.

Впервые за долгое время у них не было ни страха, ни плохих предчувствий. И даже тоска Фа Ханга была светлой грустью о гибели дорогого человека. Они словно снова вернулись из ада к нормальной жизни. И хотя на ужин снова была похлебка без мяса – их вдохновляли мечты о будущем. В этих мечтах они были сильными, легендарными, успевшими сделать очень много хорошего и бросившими вызов самому богу войны.