между ними стену молчания. «Королева собирается наградить меня орденом», — слышал он свой голос, а слово «королева», наверное, даже для нее что-то значит. Он не раз рассказывал ей о пикнике среди развалин с отпрысками королевского дома.

Фортнум двинулся на своем костыле, как краб, по диагонали вдоль коридора между гравюрами на спортивные сюжеты, он протянул в темноте руку, чтобы открыть дверь спальни, но двери не нащупал — она была открыта — и вошел в пустую комнату. Тишину не нарушало даже слабое дыхание. Можно было подумать, что он совсем один бродит по каким-то развалинам. Он поводил рукой по подушке и ощутил прохладу и свежесть постели, на которой никто не спал. Тогда он присел на край кровати и подумал: она ушла. Совсем ушла. С кем? Может, с capataz?.. Или с одним из рабочих? Почему бы и нет? Они ей подходят больше, чем он. С ними она может разговаривать так, как не может с ним. Он столько лет жил один, пока не нашел ее, неужели как-нибудь не проживет и те несколько лет, которые ему еще остались? Обходился же он раньше, убеждал он себя, обойдется и теперь. Может, Хэмфрис снова станет здороваться с ним на улице, когда его имя появится в новогоднем списке награждений. Они снова будут есть гуляш в Итальянском клубе, и он пригласит Хэмфриса к себе в поместье; они усядутся рядом возле бара, впрочем, Хэмфрис, кажется, непьющий. Чарли стало больно при мысли, что Пларр мертв. Своим бегством Клара, казалось, предала не только его, но и покойного доктора. Он даже рассердился на нее из-за Пларра. Право же, она могла бы сохранить хоть ненадолго верность умершему — ну как если бы поносила по нему траур недельку-другую.

Он не слышал, как она вошла, и вздрогнул, когда она заговорила:

— Чарли, что ты тут делаешь?

— Ведь это же моя комната, правда? А где ты была?

— Мне стало страшно одной. Я пошла спать к Марии. (Мария была служанка.)

— Чего ты боялась? Привидений?

— Боялась за ребенка. Мне приснилось, будто я его задушила.

Значит, она все-таки кого-то любит, подумал он. Это было каким-то лучом света во мраке. Если она на это способна… Если в ней не все сплошной обман…

— В доме у матушки Санчес у меня была подружка, которая задушила своего ребенка.

— Сядь сюда, Клара. — Он взял ее за руку и ласково усадил рядом.

— Я думала, что ты больше не хочешь быть со мной.

Она высказала эту горькую истину как нечто не имеющее особого значения — другая женщина могла бы сказать таким тоном: «Я думала, что больше нравлюсь тебе в красном».

— У меня нет никого, кроме тебя, Клара.

— Зажечь свет?

— Нет. Скоро будет светать. Я только что видел, как пошел на работу capataz. А как ребенок, Клара?

— По-моему, с ним все хорошо. Но иногда он вдруг затихнет, и мне становится страшно.

Он вспомнил, что после возвращения ни разу не упомянул о ребенке. Ему казалось, что он заново учится языку, на котором не говорил с детства в чужой стране.

— Придется поискать хорошего врача, — произнес он, не подумав.

Она испустила звук, какой издает собака, когда ей наступили на лапу, — был ли то испуг… а может быть, боль?

— Прости… я не хотел… — Было еще слишком темно, и он не видел ее лица. Он поднял руку и дотронулся до него. Она плакала. — Клара…

— Прости меня, Чарли. Я так устала.

— Ты любила его, Клара?

— Нет… нет… я люблю тебя, Чарли.

— Любить совсем не зазорно, Клара. Это бывает. И не так уж важно, кого ты любишь. Любовь берет нас врасплох, — объяснял он ей, а вспомнив то, что говорил молодому Кричтону, добавил: — Во что только люди не впутываются из-за нее. — И чтобы ее успокоить, сделал слабую попытку пошутить: — Иногда по ошибке.

— Он никогда меня не любил, — сказала она. — Для него я была только девушкой от матушки Санчес.

— Ошибаешься.

Он словно выступал в чью-то защиту или пытался уговорить двух молодых людей лучше понимать друг друга.

— Он хотел, чтобы я убила ребенка.

— Это тебе снилось?

— Нет-нет. Он хотел его убить. Правда хотел. Я тогда поняла, что он меня никогда не полюбит.

— Может, он начинал тебя любить, Клара. Кое-кто из нас… мы так тяжелы на подъем… любить не так-то просто… столько совершаешь ошибок. — Он продолжал, только чтобы не молчать: — Отца я ненавидел… И жена не очень-то мне нравилась. А ведь они были не такими уж плохими людьми… Это просто была одна из моих ошибок. Некоторые люди учатся читать быстрее других. И Тед и я были не в ладах с алфавитом. Я-то и сейчас не так уж в нем силен. Когда я подумаю обо всех ошибках, которыми полны мои отчеты в Лондон… — бессвязно бормотал он, не давая замереть в темноте звукам человеческой речи в надежде, что это ее успокоит.

— У меня был брат, которого я любила, Чарли. А потом его больше не стало. С утра он пошел резать тростник, но в поле его никто не видел. Ушел, и все. Иногда в доме у сеньоры Санчес я думала: может, он придет сюда, когда ему понадобится женщина, и найдет меня, и тогда мы уйдем вместе.

Наконец-то между ними появилась какая-то связь, и он изо всех сил старался не порвать эту тонкую нить.

— Как мы назовем ребенка, Клара?

— Если это будет мальчик, хочешь, назовем его Чарли?

— Одного Чарли в семье достаточно. Давай назовем его Эдуардо. Видишь ли, я по-своему Эдуардо любил. Он был так молод, что мог быть моим сыном.

Он несмело положил ей руку на плечо и почувствовал, что все ее тело дрожит от плача. Ему очень хотелось ее утешить, но он не знал как.

— Тед и в самом деле по-своему тебя любил, Клара. Я не хочу сказать ничего дурного…

— Это неправда, Чарли.

— Раз я даже слышал, как он сказал, что ревнует ко мне.

— Я не любила его, Чарли.

Ее ложь не имела теперь никакого значения. Слишком явно ее опровергали слезы. В таких делах и полагается лгать. Он почувствовал огромное облегчение. Словно после бесконечно долгого ожидания в приемной у смерти к нему пришли с доброй вестью, которой он уже и не ждал. Тот, кого он любил, будет жить. Он понял, что никогда еще она не была так близка ему, как сегодня.

ЧЕЛОВЕЧЕСКИЙ ФАКТОР

Роман