The Human Factor

1978

© Graham Greene, 1978

Перевод Т. Кудрявцевой

Моей сестре Элизабет Деннис, которая не может отрицать, что несет ответственность за это творение

Роман из жизни любой секретной службы не может не содержать в значительной мере элементов фантазии, так как реалистическое повествование почти непременно нарушит какое-нибудь из положений Акта о хранении государственных тайн. Операция «Дядюшка Римус» является в полной мере плодом воображения автора (и, уверен, таковым и останется), как и все герои, будь то англичане, африканцы, русские или поляки. В то же время, по словам Ханса Андерсена, мудрого писателя, тоже занимавшегося созданием фантазий, «из реальности лепим мы наш вымысел».

Я знаю лишь одно: погибший тот, у кого возникает привязанность. В душе его поселился микроб морального падения.

Джозеф Конрад {67}

Часть первая

Глава I

С тех пор как Кэсла завербовала Фирма свыше тридцати лет тому назад, он всегда обедал в кабачке позади Сент-Джеймс-стрит, недалеко от своей службы. Если бы его спросили, почему он там обедает, он сослался бы на отличное качество сосисок; правда, он предпочитал не «Уотниз», а другое горькое пиво, но в данном случае сосиски перевешивали. Он всегда готов был дать отчет в своих поступках — даже самых невинных — и всегда был строго пунктуален.

Итак, лишь только пробило час, он поднялся, намереваясь идти обедать. Артур Дэвис, с которым он делил кабинет, отбывал обедать ровно в двенадцать и возвращался — часто лишь теоретически — через час. Считалось, что, если придет срочная телеграмма, Дэвис или он сам — кто-то должен быть на месте, чтобы принять расшифровку, но оба прекрасно знали, что в этом секторе их Управления ничего по-настоящему срочного никогда не бывало. Разница во времени между Англией и странами Восточной и Южной Африки — а оба они занимались именно этой частью света — была достаточно велика (правда, с Йоханнесбургом она составляла немногим больше часа), и потому никто за пределами их Управления не волновался по поводу задержки с той или иной бумагой: судьбы мира, любил говорить Дэвис, никогда не будут вершиться на их континенте, сколько бы Китай или Россия ни открыли посольств от Аддис-Абебы до Конакри и сколько бы кубинцев там ни высадилось. Кэсл написал памятку Дэвису: «Если Заир ответит на № 172, отошли копии в министерство финансов и ФО {68}». Он взглянул на свои часы. Дэвис задерживался уже на десять минут.

Кэсл раскрыл свой чемоданчик и положил туда список покупок, которые просила сделать жена в магазине сыров на Джермин-стрит, а также подарок — для утешения — сыну, на которого он прикрикнул утром (два пакетика шоколадного драже «Молтизерз»), и томик «Клариссы» {69} — это произведение дальше главы LXXIX первого тома он так и не прочел. Тут он услышал, как хлопнула дверь лифта и в коридоре раздались шаги Дэвиса, и тотчас вышел из кабинета. Есть сосиски ему придется на одиннадцать минут меньше. В противоположность Дэвису он возвращался всегда вовремя. Пунктуальность — одно из достоинств возраста.

Артур Дэвис в этой степенной конторе выделялся своей эксцентричностью. Сейчас он шел с другого конца длинного белого коридора одетый так, будто только что вернулся с уик-энда, проведенного верхом на лошади, или, быть может, с бегов. На нем был твидовый спортивный пиджак зеленоватых тонов с алым в горошек платочком, торчавшим из нагрудного кармашка, — ни дать ни взять — игрок на тотализаторе. Но, подобно актеру, выступающему не в своей роли, Дэвис обычно проваливался, стоило ему попытаться жить сообразно костюму. Если в Лондоне он выглядел так, будто приехал из сельских мест, то в сельской местности, навещая Кэсла, выглядел, несомненно, туристом-горожанином.

— Точен, как всегда, — сказал Дэвис со своей обычной виноватой ухмылкой.

— Мои часы, по обыкновению, немного спешат, — сказал Кэсл, как бы извиняясь за невысказанную критику. — Наверно, у них комплекс страха.

— Тащите, как всегда, сугубо секретный материал? — спросил Дэвис и в шутку протянул руку к чемоданчику Кэсла. На Кэсла пахнуло сладким: Дэвис любил портвейн.

— О нет, я оставил все тебе для продажи. Ты сумеешь загнать это за более высокую цену своим сомнительным клиентам.

— Весьма любезно с вашей стороны — это уж точно.

— Ну а потом, ты же холостяк. Тебе нужно больше денег, чем человеку женатому. Я-то ведь трачу вдвое меньше…

— Ох уж эти остатки вчерашней еды — прямо жуть, — сказал Дэвис. — Обрезки, из которых потом делают мясной пирог, сомнительные тефтели. Неужели стоит так жить? Женатик даже хорошего портвейна позволить себе не может.

И, войдя в их общий кабинет, он позвонил и вызвал Синтию. Вот уже два года, как он пытался обкрутить эту девушку, дочь генерал-майора, но она целилась на более крупную дичь. Тем не менее Дэвис не терял надежды; оно спокойнее, пояснял он, завести роман в собственном Управлении: никто не усмотрит в этом угрозы разглашения тайн, но Кэсл-то знал, как сильно на самом деле привязан к Синтии Дэвис. Он жаждал моногамии, а его юмор был лишь защитной маской одинокого мужчины. Однажды Кэсл зашел к нему домой — он жил в самом центре Лондона, деля квартиру, помещавшуюся над антикварной лавкой неподалеку от отеля «Клэридж», с двумя сотрудниками министерства по охране окружающей среды.

— Не мешало бы вам переехать поближе, — сказал тогда Дэвис Кэслу, проведя его в захламленную гостиную, где на диване валялись журналы на все вкусы — и «Нью-стейтсмен», и «Пентхаус», и «Нэйчур» {70}, а на полу были сдвинуты в угол грязные стаканы и рюмки, оставшиеся после вечеринки: уборщица придет днем, все приберет и вымоет их.

— Ты же прекрасно знаешь, сколько нам платят, — сказал Кэсл, — а я человек женатый.

— Серьезную допустили ошибочку.

— Только не я, — возразил Кэсл, — я люблю жену.

— Ну и конечно, есть еще маленький паршивец, — гнул свое Дэвис. — Я, к примеру, не могу себе это позволить: либо ребенок, либо портвейн.

— Как ни странно, я своего паршивца тоже люблю.

А сейчас Кэсл только собрался спуститься по четырем каменным ступеням на Пикадилли, как его окликнул привратник:

— Бригадир {71} Томлинсон хочет видеть вас, сэр.

— Бригадир Томлинсон?

— Да. Комната А-три.

Кэсл встречался с бригадиром Томлинсоном лишь однажды, много лет тому назад — куда больше, чем ему хотелось бы думать, — в тот день, когда его приняли на службу и когда он поставил свою подпись под