Стоя вот так сейчас перед Анаис, он каждой клеточкой своего существа выглядел распутником, и она впервые заметила, что в его глазах мерцает любопытство. Да-да, глаза блестели, но необычно, Анаис никогда прежде не замечала в них этих странных искорок.

Неужели Линдсей только что баловался опиумом? И именно это было причиной столь необычного сияния в его взоре?

– Добрый вечер, мадам. Счастлив застать вас в одиночестве. Это уберегло меня от множества затруднений.

Тихий, но настойчивый щелчок эхом отозвался в стенах комнаты. Линдсей запер дверь.

Его голос звучал иначе – несколько отдаленно и сухо, и Анаис ощутила беспокойную дрожь, пробежавшую по спине. Линдсей неспешно вплыл в спальню, медленно, с особым вниманием обводя взглядом стены, скользя глазами по горящим на столах лампам. Анаис следила за направлением его взора, теряясь в догадках, какие же мысли бушевали сейчас в сознании Линдсея, с какой это стати масляные лампы вдруг стали представлять для него такой интерес. И тут она увидела, как горящие лихорадочным блеском глаза остановились на ней, потом скатились к линии ее декольте и животу. В этот момент Анаис осознала, что Линдсей рассматривает ее – внимательно рассматривает, явно замечая то, что она так упорно пыталась от него скрыть.

Пристальный, испытующий взгляд скользнул вверх, встретившись с ее взором: глаза Линдсея казались сейчас темнее, чем обычно, они горели насыщенным зеленым светом и все ярче сверкали – но от чего, Анаис даже предположить не могла.

– Ты зажгла лампы, очень любезно с твоей стороны. Однако, насколько я знаю, ты предпочитаешь нежное, еле заметное мерцание свечи?

– Нельзя одеться при свете одной свечи.

– Нельзя, зато можно от души поразвлечься в этом приглушенном свете – на самом деле так намного приятнее.

Анаис сглотнула вставший в горле комок, чувствуя, как ее с головой накрывает волной страха.

– Прекрасный, прекрасный ангел, – прошептал Линдсей, медленно покачивая головой.

– Я – не ангел.

– Конечно, ты не такая. Ты – падший ангел.

– Для чего ты пришел сюда, Линдсей? – тихо спросила Анаис, опустив взгляд на свои дрожащие пальцы, лежавшие на коленях.

– А как ты сама думаешь?

Анаис подняла глаза: он буквально буравил ее взглядом. Она снова отвела взор, не в силах выдержать это неумолимое, суровое выражение.

– Не знаю, но, умоляю, не мучай меня больше!

– Мучить тебя? – передразнил он с фальшивым смехом. – Ты не знаешь значения этого слова. Ты никогда не чувствовала, как когти муки разрывают тебе душу. Ты никогда не была в аду.

– А ты был?

– Да. – По-прежнему не отрывая от Анаис пронзительного взгляда, он бросил свое пальто на кровать. – Встань, пожалуйста.

– Сейчас не время, Линдсей!

– Я сказал… – Он запнулся и зажмурился, словно призывая все свое хладнокровие. – Пожалуйста, доставь мне такое удовольствие, Анаис. Встань.

– Моя спальня – последнее место, где тебе следует находиться. Я едва одета, – пролепетала она. Раньше ей никогда не приходилось иметь дело с Линдсеем, которым владел такой гнев. По правде говоря, Анаис даже не подозревала, что его можно довести до бешенства.

– Поднимись!

Анаис подскочила на месте, невольно выполняя команду, и увидела, как вены на его шее надуваются кровью и яростью.

– Линдсей, ты сам не свой! Ты что, надышался опиумом и явился сюда, чтобы скандалить со мной?

– Да как ты смеешь говорить мне о моих слабостях! – зарычал он, делая в ее сторону угрожающий, хищный шаг. – Как ты смеешь!

– Ты говорил, что никогда бы…

– И ты еще пытаешься выставить меня бесчестным, когда обвиняешь в том, что я пришел к тебе, обкурившись опиума! – Линдсей усмехнулся, и в этой улыбке не было ни радости, ни теплоты. Скорее в ней сквозило что-то от леопарда, загоняющего в угол невинную самку оленя, которой суждено стать его новым ужином. – Все это время ты читала мне морали. Придиралась ко мне, выискивая недостатки. «Я не могу жить с таким мужчиной, как ты, Линдсей, – сказал он фальцетом, передразнивая тон ее голоса. – Я не могу потворствовать твоим порокам – я не могу наблюдать, как ты превращаешься в своего отца». Что ж, а знаешь, кого я вижу сейчас перед собой? Я вижу твою мать.

Анаис задохнулась от негодования, уязвленная до глубины души. О, он знал, куда выпустить свои сочащиеся ядом стрелы!

– Лицемерка – вот кто ты, Анаис. И ты говоришь мне, что я небезупречен? Ты имеешь наглость вести себя так, будто твоя семья – выше всех недостатков, будто ты и твой отец никогда не поддавались слабостям и порокам? И разумеется, мы не можем не включить твою маму в вашу высоконравственную компанию! Мы оба знаем, какая она на самом деле.

– Замолчи!

– Ты и сама торговала собой, как последняя шлюха, вчера ночью, не так ли? Мне стоило оставить на твоей тумбочке несколько банкнотов, в награду за столь шедевральную работу. Разве то, что происходило между нами, ничего для тебя не значило, Анаис? Мне-то казалось, что в этом было нечто трепетное, но, может, речь шла лишь о сексе? Для тебя это было просто бессмысленное траханье?

– Прекрати все это! – вскричала Анаис, чувствуя, как потоки слез хлынули из глаз в ответ на его жестокость. – Скажи, что ты хотел сказать, и уходи! Независимо от того, что именно делает тебя столь беспощадным, твой гнев может быть вызван только мной – моими поступками. Ты упомянул моего отца – прошу, оставь его в покое. Он – хороший человек. Его единственное злодеяние заключается в том, что он имел несчастье быть обманутым моей двуличной матерью.

Линдсей рассмеялся, и от этого резкого, жестокого смешка волосы на голове Анаис зашевелились.

– Твой отец не намного добродетельнее твоей матери. По сути, он ничуть не лучше моего отца – человека, на которого ты так любишь смотреть с едва скрываемым презрением. Хочешь правды, Анаис? Что ж, ты ее получишь – я с удовольствием поведаю о том, в чем признался мне твой прикованный к постели отец в тот самый день, когда ты застала нас за разговором. Я не хотел говорить тебе это. Не хотел рушить твою веру в своего отца – или в меня. Но, черт возьми, каким же болваном я был! Ты – отнюдь не наивная девочка. На самом деле ты такая же коварная, как Ребекка.

– Ну же, продолжай! – снова закричала Анаис, не в силах вынести насмешку, звучавшую в его голосе.

Глаза Линдсея сузились, его губы медленно расплылись в мрачной, бесчувственной улыбке.

– Твой отец, этот хороший честный человек, которого ты вечно возносишь на пьедестал, трахал Ребекку за твоей спиной. Именно он – ее богатый покровитель. Да, Анаис, – напирал Линдсей, хотя ее коленки уже предательски дрожали.

– Нет, это просто невозможно…

– О, все возможно, мой ангел, и мне довелось понять это самым болезненным из всех имеющихся способов. Уж я-то знаю, какими маленькими хитрыми притворщицами могут быть женщины!