– Судя по надписи Сальникова, Зои и так могла читать этот сборник.

– А зачем ты добавил тут про Брюсова?

– Не знаю… – Максим вновь расхаживал перед столом, от стены с книгами до стены с дверью. – У человека – душа. У вещи – история. Теперь у этой книжки есть история.

– О чём ты?

– Может, я решил, что отец вернётся, когда нас здесь уже не будет, прочитает это и поймёт… Да бог знает, чего он там поймёт. Я же говорю, схожу тут с ума. А главное, никак не могу понять, зачем он заманил нас сюда. Ну, то есть зачем он хотел заманить сюда маму?

Киран проснулась. Лежала всё так же безмятежно, но теперь неотрывно следила за Максимом. Конечно, ничего не понимала, однако слушала так, словно по одним интонациям могла разобрать значения произносимых слов.

– Хотел поиздеваться над ней? Показать новую жену, новую семью? – не успокаивался Максим. – Ведь получается, он сидел тут, в Кашмире, почти два года. Надеялся, что мама пойдёт по его стопам, справится со всеми преградами и согласится, как в молодости, следовать за ним в поиске великих тайн, сокровищ и… этого дурацкого Города Солнца. Ведь он сам написал, что верит в его существование. Но если так, зачем завёл ещё одну семью? От скуки?

– Думаешь, Город Солнца – это что-то вроде Эльдорадо?

– Не знаю, Ань. И не хочу знать. – Помолчав, Максим с усмешкой добавил: – Джерри говорил, что отец оставил нас, чтобы лишиться соблазна. «Иначе его бы соблазнила любовь к вам», то есть ко мне и к маме. Как тебе такая милая история?

– Может, Джерри прав.

– О чём ты?

– Что, если Сергей Владимирович боялся сгореть в своей мечте?

– Взглянул – и мёртвый пал к подножию святыни.

– Что, если он в самом деле цеплялся за жизнь? Понимал, что Екатерина Васильевна не приедет. Потому что у неё был ты. И в отчаянии попробовал начать всё сначала. Новая жизнь. Новое имя.

– Суреш… Ты пытаешься его оправдать? – Максим резко повернулся к Ане.

– Нет. Только пытаюсь объяснить его поступки.

– Пора взяться за третью тетрадь. Может, там будет хоть что-то определённое.

Максим зашагал с удвоенным возбуждением, а потом замер возле Киран. Она не сводила с него глаз. Аня испугалась, что Макс выгонит девочку. Представила, как он грубо хватает её за руку, выводит из комнаты, следом отправляет котёнка. Даже привстала с кресла, чтобы вмешаться. Но Максим ничего подобного не сделал. Более того, его взгляд смягчился.

– А когда ты расшифруешь последнюю тетрадь, что будет после этого? – спросила Аня. – У тебя есть…

– Всё готово.

– Что? – насторожилась Аня.

Максим показал ей телефон. Старенькая «Моторола»-раскладушка с чёрным корпусом и серым ободком вокруг внешнего экрана.

– Прочитай сообщения.

– Какие?

– Их там немного, не ошибёшься.

По словам Максима, телефон ему ещё в Ауровиле передала Лиза. Максим не знал, чего она добивалась, и ни разу им не воспользовался – до сегодняшнего утра.

«Как там Сальников?» – первая эсэмэска от Максима.

Ответ пришёл через сорок три минуты. Следующие ответы приходили почти мгновенно.

«Так это ты его?» «Не думала, что сможешь. Молодец. Почему не убил?» «Он бы убил». «Ты бы многих спас, уж поверь. Так почему? Не хватило духу?»

«Бессмысленно оглядываться на свою мораль, когда оцениваешь возможные последствия. На мораль можно оглядываться лишь перед тем, как совершить отдельно взятый поступок».

«Ты это серьёзно?» «Интересно. Ты мне написал только для этого?»

«Предлагаю обмен».

«Поподробнее».

«Я расшифровал тетради отца». «Отдам всё, что есть. Ты знаешь, мне нечего скрывать. А вы привезёте Диму».

Перед следующим ответом была пауза в несколько минут.

«Куда и когда?»

«Лех. Послезавтра. Семь вечера».

«Где конкретно?»

«Напишу за час до встречи».

На этом переписка прервалась.

Аня вернула телефон Максиму. Почувствовала облегчение от одной только мысли, что послезавтра всё закончится, однако запретила себе расслабляться. Слишком часто за последний месяц ей казалось, что история со Скоробогатовым вот-вот завершится.

Максим сел за письменный стол. Наконец взялся за уже заветренный и к тому же надкусанный котёнком завтрак. Сам котёнок проснулся и теперь, пошатываясь на тонких лапках, тёрся о руку Максима. Попытался укусить за локоть, в итоге обхватил его в борцовском захвате и повалился на стол.

Аня тем временем рассеянно смотрела на обложку Нарайана. Разглядывала изображённого на ней кентавра с серьгами и слона с китовым хвостом. Повернула книгу и заметила, что на её бежевом облупленном корешке снизу видна сделанная от руки надпись: 209.

– Что это? – спросила Аня. – Тут какое-то число.

Максим, отложив недоеденную лепёшку, сказал, что такие числа проставлены на всех книгах.

– На «Городе Солнца» тоже что-то было, – вспомнила Аня.

– Да. Сто семьдесят.

– И что это значит?

– Значит, что «Город Солнца» когда-то стоял здесь, в этой библиотеке. Думаю, отец просто отмечал последовательность книг.

– Зачем?

– Хотел точно знать, сколько их. Боялся потерять. Не знаю.

Аня приблизилась к врезанному в стену книжному шкафу. Киран, всё ещё лежавшая на подушках, внимательно следила за ней.

– Странно, – промолвила Аня. – Тут все книги не по порядку. Триста девяносто, восемьсот сорок три, сто тридцать два… Но при этом вроде бы порядок есть.

Осмотрев полки, Аня убедилась, что книги распределены тематически. Антропология, археология, сборники исторических документов – на английском. Множество книг на незнакомых языках. Санскрит или хинди. И что-то похожее на арабский. Отдельно, в самом низу, стояли книги на русском языке. Блаватская, Гумилёв, Мережковский, Рерих. Там же раньше стоял Нарайан, сейчас его место пустовало – в плотном ряду книг зияла узкая брешь. Мéста для «Города Солнца» тут не нашлось бы.

– Книги расставлены по алфавиту, – не унималась Аня. – Ну, те, что я вижу. А числа все перепутаны. Семьсот три, триста сорок шесть, тысяча двадцать один… И чем толще книга, тем больше число. Хотя нет, не всегда. Вот два почти одинаковых тома, на одном – восемьсот двадцать, а на другом – четыреста четырнадцать.

– Может, раньше они стояли не по алфавиту, – осторожно предположил Максим.

Подхватив на руки котёнка, вышел из-за стола и приблизился к Ане. Киран, лежавшая сбоку от них, тоже встала. Принялась с наивной серьёзностью осматривать корешки.