– Нет, Остин нельзя отдавать этой страшной женщине! Я этого не допущу. Я удочерю Остин. Я же говорила вам, об этом просила меня перед смертью Санквита.

Сестра хмурит брови:

– Я-то не сомневаюсь, что малышку надо отдать вам, и никому другому. Но, увы, не мне принимать решение. Кстати, у нас в клинике есть консультант по социальным вопросам. Ее зовут Кирстен Шерцинг. Вам бы надо с ней поговорить.

– Да, конечно, – вздыхаю я, ощущая себя полной идиоткой. Почему я решила, что усыновить ребенка, оставшегося без матери, будет легко и просто? – Несколько раз я пыталась поговорить по телефону с сотрудницей органов опеки, но ее все время не было на месте. Конечно, мне давно уже следовало встретиться со здешним консультантом, но я была так занята моей малышкой.

– Я позвоню Кирстен прямо сейчас. Если она не занята, вам лучше не откладывая поговорить с ней.

ЛаДонна уходит и возвращается через несколько минут с листком из блокнота в руках.

– Сейчас Кирстен уезжает на какую-то деловую встречу. Она готова повидаться с вами завтра, в четыре. Ее кабинет на втором этаже, комната номер двести четырнадцать. – Она вручает мне листок. – Я все записала.

Я тупо пялюсь на листок. Голова у меня идет кругом.

– Вам придется сражаться за ребенка, – доносится до меня голос ЛаДонны. – Миссис Робинсон полна решимости забрать внучку.

– Но зачем ей малышка? – растерянно спрашиваю я. – Она собственную дочь не смогла вырастить.

– Ну, это ясно как день. – ЛаДонна усмехается. – Она рассчитывает на деньги. До восемнадцати лет Остин будет получать социальное пособие, примерно тысячу долларов в месяц.

Душа моя погружается в темный омут страха. Эта женщина, настоящее порождение ада, хочет похитить мое дитя. Ею движут причины, старые как мир, – корысть и алчность. И закон, возможно, окажется на ее стороне, потому что она бабушка Остин. А я посторонний человек, учительница, не имеющая никаких прав на ребенка своей ученицы, с которой я была знакома всего пять месяцев.

Следующие два часа я провожу за ширмой с Остин на руках. Мурлычу вполголоса, подпевая очередному презенту Герберта. Это айпод, на который записаны песенки, подходящие для молодой матери, вроде «I Hope You Dance» или «You Make Me Feel Like a Natural Woman». Очень трогательный подарок. Наверняка он потратил несколько часов, подбирая этот репертуар. Но вдруг я так и не стану молодой мамой? Сердце мое сжимается. Не отрывая глаз от Остин, я пытаюсь подпевать Элисон Краусс.

– Это чудо, что ты умеешь разговаривать с моим сердцем…

Малышка сжимает и разжимает крошечные кулачки, зевает и закрывает глазки. Я смеюсь сквозь слезы и глажу ее по спинке. Неожиданно чья-то рука ложится мне на плечо.

– Бретт, к вам пришел посетитель. Он на ресепшн.

Меньше всего на свете я ожидала увидеть своего старшего брата. Однако это он, в костюме и галстуке. Явно пришел сразу после работы.

– Джоад, что ты здесь делаешь? – удивленно спрашиваю я.

– В последние две недели тебя невозможно застать дома. – Он наклоняется и целует меня в щеку. – До меня дошли слухи, что у тебя появился новый маленький друг. Кэтрин проливает слезы умиления над фотографиями, которые ты присылаешь.

– Джоад, произошло нечто ужасное. Мать Санквиты приехала из Детройта. Она хочет забрать мою малышку. – Я вспоминаю отвратительную сцену, свидетельницей которой была сегодня, и кричу почти в истерике: – Этого нельзя допустить! Я не отдам ей Остин.

– Ты собираешься помешать ей забрать внучку? – Джоад хмурится. – Каким образом?

– Я удочерю Остин.

– Пойдем выпьем по чашечке кофе, – предлагает он и добавляет, пристально взглянув на меня: – Или, еще лучше, пообедаем. Когда ты в последний раз ела?

– Я не голодна.

– Тем не менее поесть тебе необходимо. – Джоад качает головой. – В спокойной обстановке расскажешь мне обо всем.

Он берет меня за руку повыше локтя, но я высвобождаюсь:

– Нет! Я не могу оставить малышку. Вдруг эта женщина вернется и заберет ее?

Джоад смотрит на меня с откровенной тревогой:

– Бретт, держи себя в руках. Иначе совсем свихнешься. Выглядишь ты ужасно. Такое впечатление, что последние две недели ты вообще не спала. Ребенок отсюда никуда не денется. – Он поворачивается к сестре Кэти, сидящей за стойкой. – Мы скоро вернемся.

– Попросите сестру ЛаДонну глаз не спускать с Остин, – умоляю я, пока Джоад тащит меня к лифту.

Мы устраиваемся за пластиковым столиком в дальнем углу больничного кафетерия. Джоад ставит передо мной тарелку спагетти.

– Ешь! – приказывает он. – И с набитым ртом рассказывай, как ты намерена поступить с ребенком Санквиты.

Мне не нравится тон, которым он произносит «ребенок Санквиты». Похоже, брат отнюдь не уверен, что Остин уже стала моей. Я разворачиваю салфетку, беру вилку и нож. При виде спагетти мой желудок протестующе сжимается, однако я послушно накручиваю их на вилку и отправляю в рот. Героическим усилием воли я прожевываю и глотаю. Вытираю рот салфеткой и откладываю вилку в сторону.

– Остин – мой ребенок. Я ее удочерю. – Рассказываю о смерти Санквиты и о ее последнем желании, о сегодняшнем появлении миссис Робинсон и о том, в каком она была состоянии. Джоад слушает, не перебивая. – Завтра у меня встреча с консультантом по социальным вопросам. Я должна спасти малышку. Она во мне нуждается. И я обещала Санквите вырастить ее ребенка.

Джоад, не сводя с меня глаз, пьет кофе, потом ставит чашку на стол и качает головой:

– Мама здорово свернула тебе мозги этим кретинским списком, верно?

– Что ты имеешь в виду?

– Тебе не нужен чужой ребенок. Ты должна родить своих собственных детей. Рано или поздно, но это непременно случится. Надо просто подождать.

– Джоад, я не хочу ждать. Мне нужен этот ребенок. И к маминому завещанию это не имеет абсолютно никакого отношения. Я люблю Остин. И я ей нужна.

– Наверняка сейчас у тебя неважно с деньгами. – Будто не слыша, брат гнет свою линию. – Но эту проблему можно решить. Я готов дать тебе в долг и…

У меня глаза лезут на лоб от ужаса.

– Так ты думаешь, я хочу усыновить ребенка, чтобы получить наследство? – спрашиваю я дрожащим от обиды голосом и поднимаю взгляд к потолку, чтобы скрыть слезы. – Господи боже, Джоад! Значит, по-твоему, я ничуть не отличаюсь от матери Санквиты. – Я резко отодвигаю тарелку и ору как ненормальная: – Да пропади оно пропадом, это наследство! Я отдам его все, до последнего цента, лишь бы этот ребенок был со мной. Я понятно выражаюсь? До последнего гребаного цента!

– Хорошо-хорошо. – Джоад подается назад, словно в испуге. – Я понял, деньги здесь ни при чем. И все же ты поступаешь до крайности необдуманно. Мама заронила тебе в душу мысль о ребенке, и ты, извини меня, на ней зациклилась. Зачем тебе ребенок, который совершенно на тебя не похож? Какой она, кстати, национальности? Мексиканка? Или что-то средневосточное?