– Вы до сих пор думаете, что в этой жизни все происходит по правилам? Думаете, если мило улыбнетесь судье и расскажете ему правду, он встанет на вашу сторону? – Прищурившись, она буравит меня взглядом. – Вы ошибаетесь. Боюсь, на этот раз правда вам не поможет.

Не зная, что на это возразить, я начинаю плакать.

– Прекратите реветь! – Джин сжимает мою руку так крепко, что я едва не вскрикиваю от боли. – Догадываюсь, вы привыкли к тому, что слезы в три ручья творят чудеса. Но завтра этот номер не пройдет. Если вы хотите получить ребенка, надо за него сражаться. Играть придется жестко, поняли?

– Поняла, – лепечу я, вытирая слезы.

На самом деле я совершенно не представляю, что это значит – «играть жестко». Но ради Остин я готова даже драться бейсбольной битой. Правда, никакой биты у меня нет.

Как я и ожидала, зал суда Кук-каунти выглядит уныло и неприветливо. Крашенные желтой краской стены нагоняют тоску. Шесть рядов деревянных скамей, разделенных проходом, напротив – стол, за которым сидит судья, и место свидетеля. Справа от него – места для присяжных. Но сегодня никаких присяжных не будет. Судья Гарсиа примет решение в одиночку.

Пока Брэд просматривает свои записи, я озираюсь по сторонам. Тиа Робинсон и ее адвокат, назначенный судом, мистер Крофт, тихонько переговариваются. Скамьи для зрителей совершенно пусты. Это дело абсолютно никого не интересует.

Ровно в восемь судья Гарсиа занимает свое место и ударяет молотком по столу, призывая всех к вниманию. Он сообщает, что миссис Робинсон не будет давать показания. Я не юрист, но понимаю: этой женщине лучше не открывать рот в зале суда. К тому же дело представляется суду очевидным. В показаниях миссис Робинсон нет нужды.

Я вздрагиваю, когда меня приглашают на место свидетеля. Как полагается, клянусь говорить правду и только правду. Брэд просит меня назвать мое имя и рассказать, какие отношения связывали меня с Санквитой Белл. Я набираю в грудь побольше воздуха и мысленно внушаю себе, что еще ничего не потеряно. Решение суда зависит от моего рассказа.

– Меня зовут Бретт Болингер, – сообщаю я, стараясь говорить спокойно, громко и отчетливо. – Я работаю домашней учительницей и пять месяцев занималась с Санквитой Белл, которая по состоянию здоровья не могла посещать школу. За это время мы с ней стали друзьями.

– Вы хотите сказать, что ваши отношения с Санквитой были достаточно близкими? – уточняет Брэд.

– Да. Я прониклась к ней глубоким участием. И она… она доверяла мне.

– В разговорах с вами Санквита когда-нибудь упоминала о своей матери?

Я стараюсь не смотреть на Тиа Робинсон, сидящую в нескольких футах от меня.

– Да. Она говорила, что мать ее переехала в Детройт, но она не хочет жить вместе с ней. Говорила, что хочет оградить ребенка… своего будущего ребенка… от той жизни, которую ведет ее мать.

Брэд выглядит таким спокойным и невозмутимым, словно мы с ним болтаем за столиком в ресторане.

– Вы можете рассказать нам о том, что произошло в больнице?

– Да, конечно, – киваю я, ощущая, как по спине бегают мурашки. – Это произошло после того, как Санквите сделали кесарево сечение, примерно в шесть часов вечера. Кроме меня, в палате, где лежала Санквита, никого не было. Она внезапно очнулась. Я поздравила ее с рождением ребенка. А она попросила… попросила меня взять ребенка себе. – Я прикусываю дрожащую нижнюю губу. – Я твердила, что она будет жить и сама вырастит ребенка. Но она знала, что умирает. И повторила свою просьбу несколько раз. – В горле у меня пересыхает, голос становится напряженным. – И я обещала ей, что удочерю малышку.

Брэд протягивает мне платок, и я вытираю глаза. Взгляд мой падает на Тиа. Она сидит, сложив руки на коленях, на лице – полное бесстрастие.

– Я должна выполнить свое обещание, – говорю я, не сводя с нее глаз.

– Спасибо, мисс Болингер. У меня нет больше вопросов.

Мистер Крофт приближается к свидетельской кафедре, обдавая меня тошнотворно-сладковатым запахом своего одеколона. Живот у него такой круглый, что он больше похож на беременного, чем Санквита в конце срока.

– Мисс Болингер, кто-нибудь еще слышал, как Санквита просила вас усыновить ребенка?

– Нет. Мы были в палате вдвоем. Но она говорила об этом еще одному человеку. Джин Андерсон, директору приюта для бездомных женщин, в котором жила.

Мистер Крофт наставляет на меня палец:

– Прошу, отвечайте только «да» или «нет». Значит, вы были единственной свидетельницей чуда? Ведь произошло настоящее чудо – умирающая девушка очнулась от глубокой комы лишь затем, чтобы попросить вас позаботиться о ее ребенке.

Этот тип намекает, что я лгу. Ищу взглядом Брэда. Он кивает, словно говоря: «Продолжай».

Я делаю над собой усилие и смотрю прямо в серые глаза мистера Крофта, бегающие за стеклами очков.

– Да. Я была единственной свидетельницей того, как Санквита очнулась.

– Санквита знала, что умирает?

– Да.

Он кивает:

– И она хотела устроить судьбу своего ребенка?

– Именно так.

– Санквита производила впечатление разумной девушки?

– Да. Очень разумной.

– Будучи разумной девушкой, она, конечно же, выразила свое желание письменно, не так ли?

Внезапно я теряю способность дышать, словно из комнаты выкачали воздух.

– Нет. По крайней мере, мне ничего об этом не известно.

Мистер Крофт почесывает свою лысеющую голову:

– Вы не находите, что это чрезвычайно странно?

– Н-не знаю.

– Не знаете? – Он начинает расхаживать взад-вперед. – Разумная девушка, сознавая, что умирает, не выразила письменно собственную волю относительно своего ребенка? Согласитесь, в это трудно поверить. В особенности если жизнь ее матери действительно казалась ей столь ужасающей, как утверждаете вы.

– Я… не знаю, почему она этого не сделала.

– По вашим словам, Санквита отказалась жить в Детройте со своей матерью. Но перед тем как забеременеть, она ездила туда. Вам об этом известно?

– Да.

– Она рассказывала вам, что ушла из дому без ведома матери и вступила в сексуальные отношения?

Я ошарашенно мигаю:

– Н-нет. Об этом она ничего не рассказывала. Не думаю, что ей приходилось уходить из дому тайком.

Мистер Крофт вскидывает голову, всем своим видом выражая сознание собственной правоты:

– Она не рассказывала вам, как во время Детройтского джазового фестиваля ушла из дому и вступила в половую связь с человеком, с которым только что познакомилась? С человеком, имени которого не помнила?

– Я… не думаю, что все происходило именно так… Санквита была очень одинока… и несчастна…