прямо на пушки. Бежали все, бежал и Никита. Пашка Погодин прямо под снаряд угодил, а Никите повезло, снаряд рванул немного в стороне. На левой руке отсекло два пальца. Добежали до развалин, там и хоронились, пока кончился обстрел. Потом стали оглядываться, кто цел. Тут и увидел Никита немецкого унтер-офицера неподалёку. Немец поначалу растерялся, а затем стал вытаскивать пистолет из кобуры. Но Никита подбежал и схватил здоровой рукой немца за руку. Да сдавил так, что немец заорал и бросил пистолет. Как телёнка, привёл Никита немца в свои окопы за руку. Когда подходили к своим окопам, шальной пулей Никите зацепило правую ногу, повредило колено, нога стала плохо гнуться. В окопах долго хохотали над тем, как Никита за руку привёл немца. Потом в госпитале ему вручили Георгиевский крест, а ещё через пару месяцев списали со службы по ранению. Теперь вёз письма от Сашки Морозова и Петьки Захарова. Другие не успели передать.

— Ты, Андрейка, высади меня здесь, я посижу немного, — сказал Никита перед деревней.

Хотелось самому дойти до дома тихо, неожиданно. Андрейка спорить не стал, развернулся и тихо покатил назад. Никита посидел немного в березняке, потом по прогону пошёл к своему двору. Зашёл с огорода и сел возле крыльца. Жулька, небольшой пёс, узнал хозяина и стал ластиться, крутить хвостом. Во дворе никого не было. Через четверть часа скрипнула дверь и вышел отец. Он не сразу заметил сына.

— Здорово, батя, — сказал Никита, как обычно, тихо.

— Здорово, ты чего тут? — Антип долго соображал.

Потом до него дошло, что это его сын, которого они вспоминают каждый вечер.

— Никита! Ты как тут?

Никита встал, обнял отца. Из дома выскочила Иринка, за ней мать. Иринка повисла на нём, мать прилепилась сбоку, обе заголосили.

— Цыц вы! — прикрикнул Антип. — Живой же!

На крыльце стояла сестра и держала на руках Марийку. Она тоже едва не плакала за компанию.

— Пошли в дом, чего мы на улице, — сказал отец.

Когда поднимались по лестнице, все заметили, что Никита хромает. Мать сразу стала собирать на стол, жена не отходила от мужа, дочка сидела на руках у отца и внимательно смотрела на него. Прибежал брат Иван, пожал руку и сморщился:

— Ну и лапища у тебя, медведь прямо.

— А ты и с медведем здоровался? — спросил отец.

— Чего с рукой?

— Ерунда. Работать можно.

— А с ногой чего? — спросил отец.

— Хромать буду, — ответил сын, смутившись, — ничего, работать можно. Дома засиживаться не буду.

— Это и без тебя справимся. Ничего. Ты не торопись, — махнул рукой отец.

— Списали по ранению. Сказали, что хромота не пройдёт.

— Хромого-то будешь любить? — спросил Антип невестку.

— Да ну вас, с вашими шутками, — смутилась Иринка.

— Вот видишь, всё наладится.

Стали подходить односельчане. Те, у которых родные были на войне, и другие, которым ещё предстояло отправить своих сыновей на службу. Антип рассаживал всех. Жена уже собрала на стол, выпили по маленькой, потом Антип сказал:

— Расскажи людям про тех, о ком знаешь, все надеются о своих узнать.

Люди притихли, надеясь услышать новости о своих родных. Никита рассказал, как ехали, как попали в бой. Рассказал, как погиб Пашка. Другим повезло, только он, Никита, был ранен, а остальные воевали удачней. Теперь уже подучились, стали хитрее: уже не просто достать их и в открытом бою, и в осаде.

— Я привёз письма от Сашки Морозова и Петьки Захарова. Вань, подай-ка сидор.

Он подал два кусочка бумаги односельчанам. Письма тут же стали читать вслух. Сашка написал, что учудил Никита и за что дали ему Георгия. Сельчане смеялись и радовались, что тоже причастны к этому. А как же, Никита же наш, камышлеевский.

Ещё долго сидели, выпивали, смеялись и плакали, вспоминали прошлое. Люди уходили немного повеселевшие, будто встретились со своими близкими. Наутро Никита сходил к Погодиным. Рассказал всё, как погиб Пашка, где похоронили его. Фрол слушал и вытирал здоровой рукой слёзы, которые текли не переставая.

— Ты заходи ещё, — попросил Фрол.

— Зайду.

Этот день прошёл в расспросах. Приходили ещё люди: каждый хотел сам услышать о событиях на войне. Никита много раз повторял уже говоренное. На третий день Никита пошёл в кузницу, соскучился по запаху жжёного металла, по звону молотков, по шипению горна. Односельчане шли сюда с разными мелочами. Хотелось ещё раз услышать рассказы Никиты о войне. Так прошла половина лета, Никита приспособился к новому положению. Работа спорилась, и он не чувствовал себя ущербным. Помогала Иринка: поначалу некоторую работу по дому она взяла на себя, но понемногу передавала всё мужу. Раны затянулись, но боли ещё остались и уходили медленно. И молотком Никита управлялся исправно, и косу подчинил себе. Только ставить зароды ему было не под силу, пришлось звать в помощь отца с братом. Но на следующий год Никита решил всё делать сам.

В начале сентября забрали ещё партию деревенских парней. Проводы были тяжёлыми. Уже знали, чем могло всё закончиться, но никто не пытался уклоняться. Честь прежде всего. И совесть, и уважение сельчан никто не хотел терять. Десять молодых парней увезли в неизвестность.

Егор Камышлеев занимался своим хозяйством. Выезжал из дома только по необходимости, на лето домой приехала семья. Фёдор поступил в Горное училище и закончил первый класс из четырёх. Настя была рада тому, что сына удалось отговорить от военного кадетского корпуса, куда сын поначалу хотел поступать. Но потом его удалось сводить в музей минералов, и Фёдор заболел камнями. Учился с большим желанием. Постоянно что-то читал, писал. По приезде домой он тут же уговорил отца отправиться в верховье Туманшета. Егор сам не смог, но нашёл надёжного человека в деревне Туманшет, пожилого мужика, в прошлом хорошего охотника. На месяц они ушли в верха. Теперь Настя, хоть и переживала, но понимала, что тайга — это своё, родное, да и сын уже взрослый. Тем более дело, за которое он взялся, нужное для учёбы. Просто взяла с него слово, что через месяц он вернётся. Настя дома отдыхала на своих грядках, рядом со скотиной, просто в своём дворе, где так хорошо и спокойно. Город высасывает все силы, там всё чужое, постоянно движущееся. Нет времени остановиться и передохнуть. Поначалу хотелось взять сына в охапку и уехать домой, но стерпела. А сын, как только пошёл на занятия, сразу забыл про всё на свете. Потом Настя помаленьку пообвыклась. Хорошо, что жили вместе с Ручкиными. Екатерина Павловна помогала во всём. Сам Илья Ильич днями находился на работе. После первого класса