– Видите ли, в чем дело, – сказал вихрастый, осторожно беря Раптора за локоть. – У нас тут уже есть договоренность на две машины. Так что давайте уж после выходных подгоняйте свою «Газель», и сделаем все в лучшем виде.

Предложенный срок Сычева никак не устраивал. Он отрицательно покачал головой и сказал:

– Сверх договоренности я полностью оплачиваю три дня работы всей вашей бригады, но хочу, чтобы это время вы занимались только моей машиной.

На лице вихрастого мужика отобразилась мучительная борьба чувств. В итоге желание получить обещанные Раптором деньги победило обязательство соблюсти прежнюю договоренность с другими клиентами.

– Эх! Согласен, – отбросив последние сомнения, сказал хозяин автомастерской и протянул Юрию руку.

Раптор дольше, чем было необходимо, задержал протянутую руку в своей ладони и, глядя в глаза мужику, напомнил:

– Итак, сегодня – среда. В пятницу вечером я вернусь за своей машиной. К этому времени она должна быть полностью готова. Это значит, что в кузове должна быть установлена заказанная мной конструкция плюс вырезана стенка, отделяющая кабину от грузового отсека, и затонированы все стекла.

– Ну да, я понял, – сказал хозяин автомастерской и попытался выдернуть руку.

Рукопожатие клиента оказалось чересчур сильным. Вихрастый уже морщился от боли, но, несмотря на все свои попытки, освободить руку не смог.

– Это очень хорошо, что мы понимаем друг друга, – продолжал Сычев. – Я просто предупреждаю, что, если машина не будет готова к названному мною сроку, вы об этом пожалеете…

Владелец автомастерской заглянул в глаза своего клиента и понял, что он очень не хочет пожалеть о только что данном обещании. По словам клиента трудно было понять, что он имел в виду, но проверять, о какой именно угрозе он предупреждал, у вихрастого не было никакого желания.

Чернышов. 17.03, пятница, 18–00.

Полковник ФСБ курил, стоя у окна своего кабинета, тем самым грубо нарушая инструкцию по противопожарной безопасности. Курить в служебных кабинетах категорически запрещалось. Чернышов прекрасно знал про запрет, но сейчас просто забыл о нем. Все его мысли были сосредоточены на текущем деле. Последние три дня сам Павел и члены его оперативной группы пытались выяснить, кто из проживавших в Москве Юриев Сычевых мог оказаться в отряде военных наемников в Боснии в 1992–1993 годах. Оперативники ФСБ располагали именем и фамилией разыскиваемого человека, знали его примерный возраст, а также то, что до Боснии он уже имел опыт реальных боевых действий. Опираясь на эту информацию, им нужно было найти одного, кто удовлетворял бы всем этим критериям отбора. И такой человек был найден! Юрий Сычев, 1963 года рождения, участник боевых действий в Афганистане, проживавший в Москве до 1992 года. Он идеально подходил под кандидатуру военного наемника, но никак не мог оказаться в Боснии в 1993 году, потому что еще в мае 1992 года трагически погиб в Москве. Так было записано в заключении о смерти, копию которого удалось получить Чернышову.

Этот документ вместе со всеми биографическими материалами на Юрия Сычева, которые удалось собрать сотрудникам его оперативной группы, полковник аккуратно подшил в оперативно-розыскное дело. После того, как информация полковника Бабичева подтвердилась, дело оперативной проверки трансформировалось в дело оперативного розыска. В пятницу вечером, после окончания официального рабочего дня, Чернышов снова достал из сейфа папку с материалами дела, чтобы еще раз проанализировать собранную информацию. Фактически полковнику предстояло найти выход из тупика, в котором оказалась его опергруппа после того, как последний кандидат в боснийские наемники был отвергнут. Среди всех проверенных Сычевых других подходящих кандидатур, кроме Юрия Сычева, погибшего весной 92 года, оперативникам найти не удалось.

«Так что же, бывший наемник ошибся, когда называл мне имя и фамилию своего сослуживца, уехавшего из Боснии вместе с иностранным вербовщиком? – подумал Чернышов, глядя в окно. – Или ошибся эксперт, составлявший заключение о смерти? Или тот наемник в Боснии воспользовался документами действительно погибшего Сычева, когда оформлял свой воинский контракт? Сейчас этого уже не узнать. Но почему я зациклился на погибшем Сычеве? Почему не хочу отбросить его кандидатуру, даже получив официальное заключение о его смерти? Ведь даже мать Юрия, которая все еще живет в Москве, поверила в смерть своего сына. Потому что в его прозрачной на первый взгляд биографии подозрительно много неясностей и противоречий», – ответил на свой вопрос полковник.

Он затушил в пепельнице догоревший окурок – несмотря на запрещение курить, пепельницы имелись почти в каждом кабинете – и вернулся к столу. Опять открыл папку и вновь начал читать биографию Сычева. Сообщение о его трагической смерти полностью опровергало выдвинутую Чернышовым версию. Когда Павел давал задание Ветрову и Муромцеву собрать биографический материал на Юрия Сычева, он был уже практически уверен, что Сычев и Раптор – это одно и то же лицо. Поэтому известие о гибели Сычева стало для полковника настоящим потрясением. Впрочем, это был не единственный момент, который заставил Чернышова пересмотреть свои прошлые представления. Павел поймал себя на мысли, что не может представить, что это был за человек. Выполняя распоряжение своего начальника, Артем Ветров побывал в районном отделе школьного образования и там, в архиве, нашел копию аттестата, выданного Юрию по окончании школы, а также составленную на него характеристику.

«Ни одной тройки в аттестате, подавляющее большинство отличных оценок. И все это – при примерном поведении. Да еще и отличный спортсмен! Первый юношеский разряд по боксу, регулярные выступления на городских соревнованиях… Просто идеальный молодой человек», – мысленно сказал себе полковник, изучая аттестат и школьную характеристику Юрия. Однако Чернышов не верил ни записям в аттестате, ни словам характеристики. Парадокс заключался в том, что отметка о примерном поведении и восторженная школьная характеристика не соответствовали воспоминаниям одноклассников Юрия. Ветров встретился с несколькими из них. Все, с кем удалось побеседовать Артему, говорили о Сычеве как о человеке общительном, но скрытном, настойчивом и тщеславном. Привлекающем к себе внимание и даже обаятельном, но мстительном и жестоком. Чернышову трудно было понять, как столь противоречивые качества могли сочетаться в одном и том же человеке.

«Вполне естественно, что за время учебы в школе он не приобрел друзей, – продолжать размышлять полковник, листая биографию Юрия. – Вот учеба в университете. Учеба давалась ему легко, большинство семестровых экзаменов Юрий сдавал на «отлично». Тем более странно, что в 1981 году он неожиданно оставляет университет и отправляется служить в армию – да не куда-нибудь, а в Афганистан. Сложно поверить в такой добровольческий порыв. Тогда в чем причина? Желание испытать себя? Тоже не похоже. Из армии Сычев вернулся в 1983 году, причем, по имеющимся материалам, ему предлагали остаться на сверхсрочную службу. Вот характеристика с места прохождения службы, тоже блестящая. Награжден медалью «За боевые заслуги перед Отечеством», неоднократно поощрялся благодарностями от командования. Просто образцовый солдат… Чем же ты, Сычев, занимался в Афганистане, раз тебя там так оценили? Героически воевал или делал что-то другое? Воинские специальности, – прочитал Чернышов в выписке из военного билета Юрия, – сначала стрелок-пулеметчик мотострелковой роты, потом переводчик при штабе механизированной бригады. Все благодарности и медаль получены уже после того, как Юрий перешел на службу в штаб. Подозрительно много благодарностей для военного переводчика, да еще и боевая награда. Но по наградным листам не узнаешь, за какие конкретно заслуги поощрялся военный переводчик Сычев».