Остальная часть вечера была намного более расслабленной и даже приятной. Мы поговорили о Ханне, и я дала Чарли ее номер и предложила, чтобы он позвонил ей – просто как былой подруге. Я очень надеюсь, что они будут больше, чем просто друзьями, но я боялась выпалить: «Пожалуйста, позвони Ханне, потому что она боится, что проведет остаток лет в окружении своих кошек. А когда и они покинут ее, она будет проводить последние дни в темном подвале, все время оплакивая свою былую молодость. А еще у нее тоже давно не было секса». Да, хорошо, что я всего этого не сказала.

По дороге домой я погуглила Люси Уорсли. Досадно, что в интернете не было подробностей о том, была ли она когда-либо старостой класса. Зато теперь я смогу взломать замок одной лишь невидимкой, мало ли вдруг пригодится.

Июль

Среда, 6 июля

Луиза до сих пор здесь. Все дети до сих пор здесь. По крайней мере, она почти перестала плакать, но не предпринимает никаких попыток найти работу, начать выстраивать свою жизнь или искать дом для своих детей. Вместо того чтобы плакать, она теперь отправляется на одиночные вечерние прогулки, оставляя восьмерых детей на нас с Саймоном. (Восьмерых детей. Я уже говорила, что у меня в доме восемь, черт возьми, детей? ГОВОРИЛА?)

У меня складывается впечатление, что Луиза обиделась на нас за то, что мы не можем обеспечить ей драматичных ветров в какой-нибудь пустоши, чтобы она могла там вволю оплакивать свою участь перед вереском и камнями. Вместо этого она ходит кругами по парку, бормоча что-то себе под нос (Сэм видел ее, когда гулял со своей собакой), больше напоминая первую жену мистера Рочестера, чем Кэти Эрншоу, разыскивающую Хитклифа.

Сегодня утром мне не нужно было на работу, и я твердо предложила (на самом деле, приказала) Луизе взять всех своих детей и всем вместе сходить в магазин за хлебом и молоком. Я почувствовала себя чем-то средним между Мэри Поппинс и медсестрой Рэтчед, мой тон не подразумевал никаких cпоров с ее стороны, и я в целом говорила веселым и бодрым голосом, какой нужен для того, чтобы на людях успокоить ребенка, когда на самом деле хочешь, чтобы он заткнулся и выполнял, что ему говорят, засранец эдакий. У нас всегда заканчивается молоко и хлеб. Ведь помимо своей семьи мы сейчас кормим еще семерых человек.

Я не смогла поддерживать порядок в доме (тут же восемь гребаных детей!), поэтому решила хотя бы попытаться облагородить наш сад, чтобы территория не выглядела как заброшенная свалка. А именно так сейчас выглядит наш дом, и аксессуар в виде фургона Луизы (его зовут «Гуннар», не забываем!) не добавляет шарма – шины спустились, его накренило вправо, а на земле под ним уже разрасталась огромная лужа масла. Неоднократные предложения Луизе сделать что-то с этой потрепанной кучей металла, например продать ее на металлолом или хотя бы отвезти в гараж и оценить, сколько будет стоить вернуть ее в строй, встречают целую бурю горя и визгов, что мы хотим «убить» ее любимого Гуннара, который «спас» ее от Бардо/Кевина и Скатак/Кэрол (отныне она злая ведьма, которая заколдовала Бардо и хотела поработить бедных невинных детей Луизы, но храбрый Гуннар не дал ей этого сделать и помог несчастной матери с детьми сбежать от зла. Я думаю, что Луиза смотрела слишком много старых фильмов Диснея). Луиза то и дело издавала судорожные вздохи ужаса от того, что ее просят подумать о чем-то столь низменном, как финансовые соображения, когда она явно находится во власти высших эмоций.

Совсем скоро кто-то из соседей пожалуется в городской совет на ржавое ведро, которое портит улицу и умаляет ее престижность, а самое главное – снижает цены на недвижимость в этом районе.

Когда я ткнула лопаткой в пересохшую землю, пытаясь понять, был ли увядающий экземпляр передо мной сорняком или растением, которое должно было быть там, как вдруг позади меня раздалось нервное покашливание. Там стояла моя занудная соседка Кэти, которая недавно переехала в дом Дженкинсов (надо перестать его уже так называть, ведь теперь там живет Кэти со своим мужем. Я правда пыталась вспомнить, как его зовут, но безуспешно).

– Хммм, Эллен, надеюсь, ты не против, что я спрашиваю, но э-э-э, это твоя золовка?

Я вздохнула.

– Да. Да, я знаю, что ей не стоило оставлять свой фургон на улице, но нет, я не знаю, сколько еще он тут простоит и что она собирается с ним делать. (Это был не первый раз, когда я разговаривала с соседями с тех пор, как приехала Луиза.)

– Ох, я не об этом! – сказала Кэти, покраснев (она скучная до ужаса, но краснеет очень мило. Я просто становлюсь цвета свеклы). – Я просто хотела спросить, дома ли она сейчас? Ее фургон ведь здесь?

Разве Кэти не замечала, что эта отвратительная куча мусора тут стоит уже почти месяц?

– Нет, – коротко ответила я. – Она ушла в магазин.

Кэти печально вздохнула.

– Как жаль, я хотела пригласить ее к себе на чай. Я купила специальный органический травяной чай, который она так любит.

Кэти собиралась пригласить Луизу на чай? Луизу? За все те месяцы, что они здесь прожили, Кэти и ее муж ни разу не пригласили нас выпить даже просто воды, несмотря на (или, возможно, из-за) наше чрезвычайно щедрое гостеприимство на Пасху. А теперь мало того, что они приглашают Луизу, да еще и покупают для нее любимый чай!

Как-то это неправильно. Это грубо. Не так должны вести себя наши соседи. Мы все тут респектабельные люди, которые соблюдают строгий кодекс поведения в отношении приглашений на Рождество, на барбекю, а иногда даже рискуют запускать вместе опасные для жизни фейерверки и иногда пьют чай вместе.

Нельзя так просто прийти к кому-то в гости и не приглашать хозяев в ответ, а вместо этого пригласить их грязнулю-родственницу на чай, который они специально подбирали под ее вкус! ТАК НЕЛЬЗЯ!

Возможно, эти мысли отразились на моем лице, когда я сузила глаза и нахмурилась на Кэти, потому что она тогда нервно добавила: «И ты, конечно, тоже приходи! Пойдем попьем чай?»

Нет, Кэти, не хочу я пить с тобой чай. Раз уж ты знаешь, что Луиза любит травяные чаи, значит вот она чем занималась, пока Я РАБОТАЛА, чтобы прокормить восьмерых детей, которые живут в моем доме