Я категорически отрицала, что мои совершенно новые туфли были совершенно новыми, но лицо Саймона по-прежнему выражало сомнения. Наверное, он не верит, потому что моя коллекция обуви теперь достигла сумасшедших размеров, и я больше не могу прятать ее под кроватью. Это еще одна причина, по которой мне очень хочется избавиться от Луизы, потому что тогда я могла бы превратить вторую спальню в свою гардеробную. Конечно, если бы Саймон прислушался к голосу разума и позволил мне купить очаровательный коттедж в Уэллсе, то я могла бы перевезти свои туфли туда. Саймон настаивает на том, что мой план купить дом только для того, чтобы хранить там свою обувь, в некотором роде неразумен, но он явно ошибается.

Луиза оторвала голову от стола и посмотрела на меня полными слез, налитыми кровью глазами.

– Должно быть, приятно просто выйти вечером погулять, да, Эллен? Ни о чем не надо заботиться, – жалобно проговорила она.

Я почти сжалилась над ней, но потом она колко добавила:

– Еще и в новых туфлях! Я вот даже и не помню, когда покупала себе новые туфли, знаешь ли.

Черт возьми, да у нее ни стыда, ни совести! Луиза уже не раз намекала на то, что наши ноги практически одного размера, но это не так, ее ноги намного больше моих, и она не посмеет надеть моих лапочек на свои (все еще удручающе грязные) лапы.

– Может, ты тоже хочешь пойти, Лу? – предложил Саймон с отчаянием в глазах. – Я присмотрю за детьми. Тебе же не долго собираться, да? Умоешься, причешешься и готова покорять мир. Эллен может одолжить тебе что-нибудь из одежды и обуви. Может, развеешься.

Да уж, раз Саймон сам вызвался присмотреть за восемью детьми, то он и правда отчаянно хочет отдохнуть пару часов от своей сумасшедшей сестрицы. Но я куда хитрее его. Не зря ведь я так ловко решила провернуть свой побег из этого дурдома, и меня так просто не заставишь сидеть с Луизой на людях и слушать ее разглагольствования о том, как буржуазные капиталисты разрушили ей жизнь и украли ее юность.

Кроме того, одним расчесыванием тут делу не поможешь. Скорее всего, патлы Луизы видели ножницы и расческу еще тогда, когда Тони Блэр был премьер-министром. «Надо быть хитрее, Саймон», – мрачно подумала я, осторожно хлопая Луизу по плечу (и пихнула ее обратно в кресло), и сказала: «Ну что ты, Саймон, конечно, Луиза еще не готова. Она переживает очень тяжелое время, и сейчас последнее, что ей необходимо – это идти в непонятный шумный паб, полный незнакомцев. Я бы осталась дома и посидела бы с тобой, Луиза, но просто я никак не могу отменить встречу, прости!»

И с этими словами я выскочила за дверь, а Саймон уныло откинулся на спинку стула – все его надежды отправить детей на второй этаж с бесконечным количеством конфет и планшетов, а самому валяться на диване перед телевизором ускользнули от него, и теперь ему снова предстоит перспектива слушать, как его сестра рыдает о том, что все мужчины ублюдки, уже четвертую ночь подряд (репертуар Луизы довольно ограничен; она начинает с того, что очень хочет убить Бардо и Скатак, затем переходит к тому, как Богиня оставила ее и что с ней будет, и заканчивается все яростными криками о том, что патриархат ее угнетает – это уже после того, как прикончит целую бутылку). С другой стороны, он был слишком подавлен, чтобы даже спросить, с кем я встречаюсь, что мне даже на руку, ведь я до сих пор не решилась рассказать ему о Чарли.

В конце концов вечер прошел совсем не так, как я ожидала. Мы встретились в довольно шикарном винном баре (винные бары снова стали популярны? Их совсем было не видно после восьмидесятых, но теперь они на каждом шагу). Мы вели вежливую болтовню в духе «как дела?» и «все хорошо, спасибо», в то время как я думала про себя: «Все будет хорошо, нам не придется говорить о чувствах, мы просто выпьем немножко, как два цивилизованных человека, и пойдем каждый своей дорогой». Из-за Луизы у меня уже глаз дергается от разговоров о чувствах. Внезапно в нашем бессмысленном разговоре возникла пауза и Чарли спросил: «Почему ты меня избегала?»

Твою же мать. Мы же остановились на том, что я якобы не избегала его. А он должен был принять мою явную ложь за чистую монету. Я уже начинаю сомневаться, а британец ли Чарли? Вроде бы он после универа поехал на год в Штаты? Там-то и началось это его желание докопаться до истины, а не жить счастливо, общаясь клишированными фразами и испытывая неловкие моменты в коммуникации с людьми.

Естественно, единственное, что я могла сделать в этих обстоятельствах, это рассмеяться и взвигнуть: «Конечно же я тебя не избегала! Ха-ха-ха! Прости, просто была занята, занята, занята».

Я уставилась на стол, бормоча это, отчаянно избегая зрительного контакта, чтобы не сделать этот момент еще более неловким. Чарли же наклонился через стол и дотронулся рукой до моего подбородка, приподнял мою голову, затем мягко убрал волосы с моих глаз. Вот говно. Если бы я нацепила невидимку, как Люси Уорсли, то он бы точно такого не вытворял. Хотела бы я быть такой же, как Люси Уорсли.

Она бы никогда не попала в такое положение. А если бы и попала, то справилась бы с этой ситуацией без всяких там глупостей. Она бы вела себя как староста класса, которая решила отчитать непослушного мальчишку за то, что тот влюбился в нее. Бьюсь об заклад, Люси Уорсли была старостой в школе. Или занималась волонтерством. Я уже продумывала, как бы мне погуглить Люси Уорсли под столом, чтобы отвлечься от этой ужасной сцены, которая вот-вот развернется. Мои планы погуглить эту женщину сорвались из-за того, что Чарли потянулся через весь стол и взял меня за руку. О боже. ЕЩЕ БОЛЬШЕ физического контакта. Дело плохо. Может быть, в отчаянии подумала я, надо просто опрокинуть свое вино, а еще лучше подбросить его над нашими головами, и этот кошмар закончится, пока мы будем вытирать свою испорченную одежду, а затем я могла бы просто схватить свою сумку и сказать: «Боже! Уже 8 вечера? Должна идти, рада была увидеться, пока-ка-а-а-а!», и убежала бы, перебралась в Монголию и сменила бы имя. И надо не забыть погуглить, была ли Люси Уорсли старостой.

Да только