тяжело втянув ноздрями запах ее духов, мягко привлекаю Эби к себе за талию, упираюсь лбом в ее лоб.

— Не молчи. Скажи хоть что-нибудь, — хрипло умоляю я.

— Мне нечего сказать тебе, Джером, — она обреченно качает головой. Я запрокидываю ее голову, обхватив лицо ладонями. Измученный внутренними сражениями взгляд Эбигейл встречается с моим.

— Ты обещала мне, Эб, что никогда не причинишь мне боль. Ты говорила, что будешь любить меня, что бы я ни сделал, в какое дерьмо ни вляпался, что я дорог тебе, и это никогда не изменится.

— А с чего ты взял, что я не сдержала обещание? Для меня ничего не изменилось, — тихо отвечает она и следующей фразой разрывает мое сердце: — Я люблю тебя.

Скользнув растерянным взглядом по ее бледному лицу, я отступаю, опустив руки, горько смеюсь.

— Конечно, любишь, — выдыхаю я отворачиваясь, дрожащими пальцами застегиваю рубашку и ремень на брюках. — Я сыт по горло твоей любовью. А ты еще упрекаешь меня в отсутствии аппетита, — нервно ухмыляюсь.

— Мы росли в семье, где родители очень сильно любили друг друга, Джером. Я знаю, что ты тоже дорожишь этими воспоминаниями. Иногда не нужно пытаться делать что-то правильно, а просто надо любить и изредка говорить правду. Мы оба видели, какой должна быть семья, где муж и жена понимают друг друга, порой не говоря ни слова. Мы такими никогда не будем.

— Мы и не должны быть такими, как они, Эби, — угрюмо возражаю я и, тряхнув головой, продолжаю: — Этот разговор бессмыслен, ты слышишь только себя. Я миллион раз повторял, что не лгу тебе.

— Дело не только в этом, Джером, — прислонившись спиной к стене, Эби поправляет одежду, старательно не встречаясь со мной взглядом. — В глубине души я верю тебе и отчасти намеренно придумываю тебе несуществующие романы, устраиваю эти отвратительные сцены. И отталкиваю тебя тоже осознанно. Я не обижена и думаю о сексе еще больше, чем ты… — ее щеки розовеют, и она смущённо исправляется, — ну, или столько же.

— Так объясни мне, в чем дело? — настойчиво прошу я.

— Чтобы быть хорошим отцом для сына, не обязательно оставаться мужем для его матери до конца жизни.

— Ты это сейчас к чему? — уточняю настороженно.

— Я думаю, что нам нужно разъехаться, — неожиданно заявляет Эби.

Остолбенев, я изумлено смотрю на нее. Она бредит? Что за безумные мысли?

— Ты будешь видеть Кеннета так часто, как пожелаешь. Обещаю, что я…

— Замолчи, — грозно обрываю я, снова ощущая, как свинцовое напряжение сковывает тело.

— Джером, будь благоразумным, — она вздрагивает и в защитном жесте обхватывает себя руками.

— К черту благоразумие! — рычу я, сделав шаг вперед. Эби вжимается лопатками в стену, и я застываю, чтобы не пугать ее сильнее. — Как все, что ты толкуешь сейчас, связано с услышанным чуть раньше?

— Я боюсь, что проживу жизнь рядом с человеком, который остается со мной из чувства долга, потому что когда-то вбил в свою голову модель идеальной семьи и стремится к ней.

Она опускает голову, пытаясь скрыть от меня выражение своего лица. Уязвимая хрупкая маленькая девочка. Почему мне так сложно понять, как сделать тебя счастливой? Как снова заставить улыбаться?

— Я пару минут назад сказал, что мы не обязаны быть похожими на родителей, — мягко напоминаю я.

— Но ты так не думаешь, и я тоже, — пропитанный страданиями голос взволованно прерывается. Я молчу, давая ей время собраться с мыслями. И когда она поднимает голову, мое сердце сжимается от неприкрытой боли в потемневших зеленых глазах. — В твоей жизни уже была большая безумная история, закончившаяся трагически. Безудержная страсть, сумасшедшая любовь, девушка, по которой ты сходил с ума, ребенок, которого ты никогда не видел.

— Ключевое слово «была», — напряженно возражаю я.

Мне сложно, по-прежнему чертовски сложно говорить о Фей, думать о ней, пытаться найти объяснение ее ужасным безумным поступкам. И поэтому я предпочитаю не затрагивать эту тему даже мысленно.

— Она не имеет к нам никакого отношения.

— Да, я уже слышала нечто подобное из твоих уст до того, — коротко кивает Эби, отводя взгляд в сторону. — До того, как Фей накачала меня наркотой и чуть не уложила под двух парней. Мне сказочно повезло, по ее мнению.

— Фей больше нет. Зачем ты снова вспоминаешь об этом?

— Но она была, Джером. И всегда будет. Я вижу ее каждый раз, когда смотрю на тебя. Зачем ты дал мне это чёртово письмо? — всхлипывает она, прикусив губу. Я снова шагаю к ней, но Эби вытягивает руки, останавливая меня, и продолжает срывающимся голосом:

— Не представляю, как можно выжить после того, что она сделала, как ты вообще сохранил способность что-либо чувствовать. Но я не хочу быть утешением. Я понимаю, что ты нуждаешься во мне, в Кеннете, но этого недостаточно. Отталкивая тебя, я ограждаю себя от испытываемой боли, думаю обо всем, что произошло с нами, — она прерывается, судорожно вздохнув. — В твоей истории безумной любви я всегда была на заднем плане. Ты бы не выбрал меня, сложись обстоятельства иначе. А я хочу, чтобы мужчина, которого я люблю, каждый день, каждую минуту своей жизни без капли сомнения выбирал меня. Я хочу занимать все его сердце, а не склеивать обломки после другой. Можешь считать меня эгоисткой, идеалисткой или наивной дурой, продолжающей верить в сказки, где для каждой принцессы уготован один единственный преданно любящий ее принц, но на меньшее, Джером, я не согласна.

— Только ты, я помню, — рассеянно киваю я, пытаясь переварить все, что наговорила Эби. — Мне интересно, что ты будешь делать, если я позволю тебе переехать или уеду сам? Займёшься поисками принца? Не думаешь, что может попасться такой же чокнутый, которого не устроит то, что в твоей жизни уже была безумная любовь? Такая мысль не приходила к тебе в голову?

Эби качает головой, в глазах появляется растерянное выражение.

— У любого человека есть прошлое, Эби, — с мягкой настойчивостью продолжаю я. — Это вовсе не значит, что он не способен строить свое будущее так, как считает нужным.

— У меня нет такого прошлого. Я любила тебя с детства, — и снова отчаянная тоска в звучащем голосе