Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Когда твой отец вернется, мы пойдем к Окну Появлений. Тогда люди вспомнят, кто их любит. Они вспомнят, кто построил в песках город во славу Атона!
Под окном бушевало людское море. Я заметила Хоремхеба, стоящего на гранитной глыбе. Нубийские стражники окружили его и ждали, что он станет делать дальше. Потом люди разразились радостными криками — у Хоремхеба в руках появилась голова убитого им хеттского военачальника. Я ахнула, а Нефертити прижалась к перилам балкона.
— Он привез голову! — в ужасе прошептала она. — Он привез голову их полководца!
Эхнатон ринулся на балкон. Внизу, во дворе, Хоремхеб высоко вскинул отрубленную голову хетта под приветственные крики толпы. Потом военачальник повернулся и увидел Эхнатона. Он швырнул окровавленный трофей на балкон, и голова подкатилась к белым сандалиям Эхнатона. Эхнатон отшатнулся. Он никогда еще не видел так близко ничего связанного с битвами, а я — ничего связанного с такой ужасной смертью. Кровь забрызгала Эхнатону ноги. Я прикрыла рот ладонью. Панахеси ринулся вперед и оттащил фараона. Тут двери Зала приемов распахнулись. Вернулся мой отец в сопровождении семи человек, шесть из которых тащили сундук с золотом.
Эхнатон схватил Нефертити за руку:
— К Окну Появлений!
Он понесся по дворцу, а весь двор — за ним по пятам. Отец посмотрел на кровь на ногах Эхнатона и велел мне:
— Держись рядом и помалкивай!
Мы быстро прошли по коридорам к мосту, соединяющему дворец с храмом Атона. Здесь располагалось Окно Появлений, выходящее в тот же самый двор, где сейчас находился Хоремхеб со своими людьми. Но, в отличие от балкона в Зале приемов, Окно Появлений было официальным. Когда это окно открывалось, весь Египет останавливался послушать. Мы вошли в эти покои, и Панахеси кинулся открывать окно. Крики внизу мгновенно смолкли. Эхнатон посмотрел на Нефертити, ожидая указаний. Нефертити шагнула вперед и воздела руки.
Тысячи египтян рухнули на колени.
— Народ Египта! — воззвала она. — Сегодня день торжества. Сегодня Атон даровал могущественному фараону победу над хеттами!
Толпа разразилась приветственными криками.
Нефертити продолжала:
— Атон смотрит на фараона с гордостью! Благословение Атона с нами со всеми!
Эхнатон запустил руки в деревянный сундук и принялся швырять в толпу пригоршни колец. Женщины визжали, дети смеялись, мужчины подпрыгивали, ловя кольца. И никто не заметил, как стражники полукругом рассыпались вокруг солдат, оттесняя их в сторону тюрьмы.
Я ринулась вперед, но отец схватил меня.
— Ты ничего не сможешь сделать для Нахтмина, — прошептал он.
Я вырвала руку. Внезапно рядом со мной оказалась Тийя и негромко, но резко произнесла:
— Не будь дурой. Сейчас не время.
— Но что с ним будет?!
— Если хоть одного из этих солдат казнят, народ взбунтуется, — с грубой прямотой предсказала она.
Мы отступили и стали смотреть, как Эхнатон пригоршнями швыряет золото с балкона. Люди толкались, пытаясь дотянуться до сверкающих колец, и в этой давке солдаты были позабыты. Стражники велели им бросить оружие, отойти от толпы и следовать за ними во дворец. Солдаты подчинились — все.
Даже Хоремхеб. Даже Нахтмин.
— Почему они не сопротивляются?! — воскликнула я, прижавшись к Окну Появлений.
— Их сто человек, а нубийцев — пятьсот, — объяснила Тийя.
Отец повернулся ко мне.
— А теперь иди, — быстро распорядился он. — Иди в покои Нефертити и жди ее там.
Мерцающий свет двух дюжин масляных ламп освещал росписи на стенах. Художник изобразил Нефертити и Эхнатона воздевшими руки навстречу Атону, а лучи солнца заканчивались крохотными ладонями, гладящими мою сестру по лицу. Нефертити с Эхнатоном выглядели словно боги, а Атон был чем-то непознаваемым и недостижимым, огненным диском, исчезающим каждый вечер и вновь появляющимся на рассвете. Я оглядела комнату — но нет, здесь не было воздано должное ни одному богу из тех, кто сделал Египет великим. Даже богине Сехмет, даровавшей Египту победу при Кадеше.
Я взяла в руки одну из статуэток, принадлежавших Нефертити, и сзади послышался резкий вдох. Мой взгляд заставил стражников промолчать, но они продолжали следить за мной, недоумевая, что мне понадобилось в покоях фараона. Я посмотрела на миниатюрную статуэтку и поднесла ее поближе к лампе. Когда свет выхватил из темноты кошачье лицо, я ахнула. Никакому богу, кроме Атона, не было места в этих покоях — и, однако же, я держала в руках фигурку богини-кошки, госпожи небес, двойника Амона, великую матерь Мут. Я сжала губы и подумала: «Я была жестока к Нефертити. Я обвинила ее, не зная доподлинно, действительно ли ей было известно о планах Эхнатона».
Двери отворились, и в дверном проеме возник высокий силуэт. Эхнатон? У меня сердце чуть не выпрыгнуло из груди, а стражники согнулись в поклоне:
— Ваше величество!
Но я тут же перевела дух. В вечернем полумраке корона заставляла Нефертити выглядеть выше обычного.
— Мутноджмет?
Сестра увидела меня и нерешительно приблизилась.
Когда она вошла в комнату, я поставила статуэтку на сундук.
— Что с Нахтмином?
Взгляд Нефертити упал на статуэтку из черного дерева. Она указала на богиню Мут:
— Моя замена.
— Замена чего?
Мне не понравилась ее попытка сменить тему.
— Тебя.
Нефертити обернулась к стражникам и рявкнула:
— Прочь!
Они вышли. Когда дверь захлопнулась, сестра повернулась ко мне:
— Я беременна в третий раз, но никто из моих детей не знает свою тетю, и я не уверена, будет ли знать.
На глаза мне навернулись слезы. Она снова была беременна, но я не желала ловиться на это.
— Нефертити, где Нахтмин?
Нефертити взяла статуэтку Мут и поставила обратно на стол.
— Помнишь, когда мы были юными, — сказала она, — мы смеялись и представляли себе, как когда-нибудь будем вместе растить детей, и ты будешь строгой матерью, а я — той, которая все им позволяет? — Ее взгляд обежал комнату, скользнув по росписям и фрескам. — Я скучаю по тем временам.
— Нефертити, где Нахтмин? — повторила я.
Сестра отвела взгляд.
— В тюрьме.
Я взяла ее за руки. Руки были холодные.
— Ты должна вытащить его оттуда. Должна.
Нефертити печально посмотрела на меня.
— Я уже договорилась, что его отпустят. Остальных казнят — пощадят только Нахтмина.
Я потрясенно моргнула.
— Как?!
— Как? — переспросила она. — Я сказала Эхнатону, чтобы его отпустили. Он не отказывает мне ни в чем, Мутноджмет. Ни в чем. Конечно, он продолжает бегать к Кийе. Ну и что? Я ношу его ребенка. Я — царица Египта, а не она.