Нефертити походила сейчас на маленькую девочку, которая громко поет в темноте, чтобы убедить себя, что ей не страшно. Я крепко обняла ее, и так мы и застыли в свете ламп, приникнув друг к другу.

— Я скучаю по тебе, — прошептала Нефертити. — Я хотела быть единственной, кто важен для тебя.

Она отступила и посмотрела на меня.

— Но я никогда не отравила бы твоего ребенка, — прошептала она. — Я никогда…

Я сжала ее руку и посмотрела на маленькую кошачью богиню.

— Я знаю, — сказала я и прижалась к ее плечу.

Нефертити кивнула:

— Иди. Приходи вечером.

— Джедефор, а другой дороги нет?

— На этот холм ведет только одна дорога, госпожа.

На улицах было полно народу. Дорога была забита колесницами, телегами и дюжинами солдат.

— Что они все делают? — спросила я.

— Разговаривают, — отозвался Джедефор. — Они услышали про бегство военачальника Нахтмина.

— Бегство? Но он не бежал. Моя сестра…

Джедефор вскинул затянутую в перчатку руку и понизил голос:

— Люди хотят, чтобы он бежал. И недолго ждать того, чтобы солдаты пришли к нему и попросили повести войско против фараона и занять трон Гора.

— Он никогда этого не сделает, — решительно произнесла я.

Джедефор промолчал. Колесница двинулась к холмам и моему особняку.

— Он никогда этого не сделает, — повторила я.

— Возможно, нет. Но фараон сегодня же ночью пошлет своих людей.

Убийц. Вот почему Нефертити сказала, что ее дети никогда не будут знать свою тетю. Вот почему она выставила меня из своих покоев и велела поторопиться.

— Ты вправду думаешь, что они придут сегодня ночью?

Я придвинулась поближе к Джедефору, чтобы свист ветра не заглушал мои слова.

Джедефор кивнул:

— Я это знаю, госпожа.

Колесница подкатила к особняку, который я превратила в свой дом, и я затаила дыхание. Мы остановились во дворе, который я множество раз видела при солнце, но в угасающем свете дня он вдруг показался темным и угрожающим. Джедефор взял меня за руку, и мы вместе двинулись в передний двор. Но когда он отворил дверь в дом, я отступила. На мою веранду набилось несколько дюжин солдат. И Нахтмин тоже был там. Он повернулся, и все стихли.

— Мутноджмет!

Он обнял меня, а у меня на глаза навернулись слезы. И в комнате, полной чужих людей, мы приникли друг к другу. От Нахтмина пахло жарой, землей и битвой. Я отстранилась и посмотрела ему в лицо. Он загорел, а на щеке появился свежий шрам. Я подумала о мече, нанесшем эту рану, и глаза мои снова наполнились слезами.

— Ребенка нет, — сказала я и расплакалась.

Нахтмин посмотрел на меня и смахнул слезы с ресниц:

— Я знаю.

Эхнатон украл нашего ребенка и посадил Нахтмина в тюрьму. Нахтмин отыскал взглядом Джедефора. Вид у него был угрожающий.

Я запаниковала.

— Что? Что ты собираешься делать?

— Ничего.

— Моя сестра — царица. Ты не станешь бунтовать против нее?

— Конечно нет. И никто не станет, — громко произнес Нахтмин, и солдаты в доспехах принялись неловко переминаться с ноги на ногу. — Боги сочли уместным возвести Эхнатона на трон Гора, и там он и останется.

— До каких пор? — воскликнул один из солдат. — Пока хетты не захватят Египет?

— До тех пор, пока фараон не осознает свои ошибки. — Из дальней части веранды вперед выступил отец. Его белый плащ мел плиты пола. Отец взял меня за руку. — Дочь…

Я огляделась и поняла, что мужчины одеты для битвы.

— Что все эти люди делают здесь, в моем доме?

— Они пришли, чтобы уговорить Нахтмина занять трон Гора, — сказал отец. — Я привел Нахтмина сюда ради его безопасности, а они пришли, разыскивая его. Если они знают, что он здесь, то и фараон это знает. — Отец шагнул ко мне. — Для тебя настало время выбора, Мутноджмет.

Рядом с отцом появилась мать, и у меня вдруг сдавило горло. Я заметила Ипу, стоящую у входа на кухню, и Бастета, созерцающего происходящее с груды подушек. Я повернулась к Нахтмину.

— Мне придется покинуть Амарну, — предупредил он. — И если фараон не пообещает мне безопасность, я никогда сюда не вернусь.

— Но Нефертити добилась, чтобы тебя освободили. Она сможет добиться и этого.

Отец покачал головой:

— Твоя сестра сегодня сделала, что могла. Если ты выберешь брак с Нахтмином, тебе придется уехать из Амарны.

Я посмотрела на Ипу, на Бастета, на мой чудесный ухоженный сад.

— Тийя позаботится обо всем до твоего возвращения, — пообещал отец.

Я представила себе жизнь без родителей, и меня затопил страх.

— Но когда оно наступит?

Глаза отца вспыхнули, словно отполированный лазурит на свету: он представил себе те времена, когда его дочь станет фараоном Египта — во всем, кроме имени. А может, даже и в имени. Окончательное возвышение нашей семьи.

— Когда Нефертити сделается достаточно могущественной, чтобы велеть тебе вернуться, не дожидаясь согласия ее мужа.

— Но, опять же, этого может и не произойти, — предупредил Нахтмин.

Я посмотрела на родителей и Нахтмина. Потом взяла его за руку. Я почувствовала, как расслабились его плечи, и повернулась к матери.

— Ты будешь приезжать к нам? — прошептала я.

Мать быстро кивнула, но все же не совладала со слезами.

— Конечно.

— А Нахтмин будет в безопасности?

— Эхнатон забудет про него, — сказал отец. — Он не станет преследовать его по другим городам, рискуя вызвать гнев Нефертити. Ведь люди следуют именно за ней. И потому Эхнатон никогда не станет делать того, что разгневает ее.

Ипу принялась распихивать одежду и белье по корзинам. Слуги забегали. Солдаты ушли. Мои родители отвели Нахтмина в сторонку и принялись шептаться с ним насчет Фив. Меня переполняли страх и радостное возбуждение. Тийя в саду наблюдала, как мои пожитки грузят на осликов, а потом пришла и протянула мне цветок лотоса.

— Это тебе следовало стать царицей, — сказала она.

— Нет, я бы не смогла сделать то, что сделала Нефертити.

— Подписать договор с хеттами, родить двух девочек подряд и воздвигнуть собственные изваяния на каждом перекрестке?

Тетя повернулась к Нахтмину. На его схенти до сих пор оставались следы битвы, кровь поверженных врагов.

— Тебе выпала счастливая судьба, — сказала Тийя. А мне, кивнув, добавила: — Возможно, из двух сестер счастливее ты. Ты обретешь покой.