Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Уж кому-кому, а ему жаловаться не на что! Джедефор поймал две рыбины и обе отдал ему.
Я повернулась к Джедефору.
Он поклонился:
— Госпожа…
Нахтмин дружески обнял его.
— Я еще не успел поблагодарить тебя, — сказал мой муж. Я посмотрела на Нахтмина. — Я просил Джедефора присмотреть за тобой, пока меня не будет, — пояснил он.
Я прикрыла рот, а Ипу сдавленно хихикнула.
Джедефор пожал плечами:
— Это было нетрудно. Всего-то несколько поездок в деревню.
— Несколько?! Ты приходил каждый день!
Я посмотрела на Нахтмина, и внезапно сердце мое затопила всепобеждающая любовь. Даже после того, как мои же родственники сослали его, он позаботился найти человека, чтобы тот присматривал за мной. Я подошла к Джедефору и взяла его за руки:
— Спасибо.
Джедефор покраснел.
— Да не за что, госпожа.
Он оглядел дом и с восхищением произнес:
— Вы подыскали прекрасное место. — Он провел рукой по гладкой стене и добавил: — Настоящий дом. Не из какого-нибудь кирпича-сырца.
— Да. Настоящий город из известняка и гранита, — отозвалась я.
Мы занесли в дом корзины, доставленные на барже, и остаток дня раскладывали по местам ковры и стирали белье. Соседи глазели на нас, любопытствуя, кто же это въехал в дом, который строили для дочери городского головы.
Ипу возвела глаза к небу:
— Уже третий человек приходит искать потерявшуюся скотину. Неужто сегодня все коровы Фив посбегали из дома?
Я рассмеялась, раскладывая подушки на веранде. Когда Джедефору пришло время уезжать, мы вышли на берег и помахали ему вслед. Я обняла Нахтмина за талию и спросила:
— Как ты думаешь, мы еще когда-нибудь увидимся с ним?
— С Джедефором? — переспросил Нахтмин. — Конечно.
Поколебавшись, я произнесла:
— Нахтмин, ты ведь больше не принадлежишь к войску фараона.
— Но ветра будут дуть, и пески будут перемещаться. Эхнатон не будет царствовать вечно.
Я напряглась в его объятиях.
— Я ничего не говорю против твоей сестры, мив-шер. Просто никто из нас не бессмертен.
— Но моя семья всегда была на троне Египта.
Нахтмин сжал губы.
— Да, и это меня беспокоит.
Мы прошли обратно в дом, и я проследовала за мужем на крытую веранду.
— Что ты имеешь в виду?
— Только то, что если наше царское величество умрет, какое звено тогда будет вести к трону? У Эхнатона нет законных братьев и сестер. — Нахтмин посмотрел на меня. — Остаешься только ты, мив-шер.
«Только я». Я осознала, что так оно и есть, и содрогнулась. Если с Нефертити что-то случится, если Эхнатон умрет, новому фараону потребуется связующее звено, чтобы сделать его притязания на трон законными. А кто из женщин царской семьи будет в брачном возрасте, если что-то случится прямо сейчас? Уж никак не малышки Нефертити. Только я.
— Ты никогда не думала об этом? — спросил Нахтмин.
— Конечно, думала. Но не… — Я заколебалась. — Не всерьез.
— Если Эхнатон умрет, не оставив сына, бразды правления, скорее всего, перейдут к одному из его военачальников, — объяснил Нахтмин. — Потому-то даже сейчас люди могут шептаться о том, что я женился на тебе ради притязаний на египетский трон.
Я внимательно посмотрела на него.
— А это правда?
Нахтмин заключил меня в объятия.
— А ты как думаешь?
Его поцелуи принялись спускаться ниже, и я закрыла глаза.
— Я думаю, что ты женился ради любви.
Я удержала его руки от дальнейшего продвижения, и мы вернулись в наши покои.
Ипу хватило благоразумия нас не беспокоить.
В наш первый месяц в Фивах мы ничем не занимались — просто наслаждались тихой жизнью у воды. Мы слушали крики чаек, разыскивающих пищу на прибрежной полосе песка, и медный звон колокольчиков, которые крестьяне привязывали на шею домашней скотине, пасшейся на берегах Нила. Мы ходили на рынок и покупали вещи для нашего нового дома, наслаждаясь тем, что здесь нас никто не знает. Хотя я носила платья из тонкого льна и золотые украшения, я ничем не отличалась от дочерей жрецов и писарей: у них тоже на запястьях звенели золотые и стеклянные браслеты.
Дважды из Амарны к Нахтмину приезжали люди в солдатской одежде и о чем-то шептались с ним. Каждый раз они низко кланялись ему, хотя Нахтмин больше не был военачальником.
— Это Небут, младший военачальник, — представил мне Нахтмин нашего второго гостя.
Небут прикрыл глаза от солнца и улыбнулся:
— А ты знаешь, госпожа, жители Амарны только и говорят, что о твоем муже.
— Тогда лучше бы они говорили потише, — сказала я ему, — или наши с ним жизни окажутся в опасности.
Военачальник кивнул:
— Конечно, госпожа. Никто из них не забыл, что произошло с Хоремхебом. — Он понизил голос. — Но ходят слухи, что фараон все-таки не казнил его.
Я быстро взглянула на Нахтмина.
— А что же тогда он будет делать?
— Держать их в тюрьме, — ответил муж.
— Да. До тех пор, пока их все не позабудут. Но люди уже месяц собираются у ворот тюрьмы и выкрикивают хвалы Хоремхебу и его солдатам. Стражники фараона бьют их и разгоняют, но толпа собирается снова. Против фараона поднялся его же собственный город. — Небут понизил голос до шепота. — В вечер моего отъезда фараон провозгласил, что всякий говорящий против него — предатель. Уже дюжину человек убили за это.
Нахтмин покачал головой:
— И теперь люди стоят у ворот молча.
Я представила себе, как бесится Эхнатон, глядя из Окна Появлений на разгневанные толпы, и как Панахеси вьется рядом и нашептывает ему на ухо всякие банальности.
— Ему придется вскорости как-то разбираться с этим, — сказал Нахтмин.
— О, он разберется, — заверила его я. — Фараон объявит празднество в честь Атона. Он разбросает с колесницы кучу золота, и люди обо всем позабудут.
О празднестве в честь Атона было объявлено на следующий день.
У меня упало сердце. Я понимала, что люди вроде Небута наверняка думают, что я такая же, как мои родственники, хитроумная и честолюбивая. Я понимала также, что в залах вечности мое имя будет звучать вместе с именем Нефертити и что, если боги решат стереть ее имя из свитков жизни, они сотрут и мое.
Все жители Фив высыпали на улицы. Мы пошли в город, посмотреть на празднество. У пристани во множестве выступали танцоры и акробаты, а торговцы продавали печеного сома и фазанов. Я смотрела, как люди кланяются высеченному на каменном столбе изображению солнца.