и «потом» — просто произвольные метки, не отличающиеся от «здесь» и «там», и что состояние Вселенной «сейчас» однозначно определяет ее состояние в любой момент «затем», — так где же тогда время, создание, становление и новизна? Где жизнь?

Классический релятивистский, унитарный блок.

В эту релятивистскую, унитарную (составляющую единое целое) «глыбу» вставлена Вселенная, напоминающая вневременной ледяной кристалл, полный замысловатых, но неизменных и определенных структур. Мировые линии простираются от своего начала до своего конца; возможно, поля, пересекающиеся с траекториями частиц, придают льду чуть разные оттенки. Только срезая с этой глыбы одну за другой тонкие ледяные пластинки и последовательно их рассматривая, мы получим иллюзию движения. Это напоминает просмотр фильма по кадрам или летящую, но покоящуюся стрелу Зенона[132] (рис. выше).

Однако это явно классическая точка зрения, от которой мы уже давно отказались. А как это выглядит с точки зрения квантовой механики, какие выводы, относящиеся к космологии, следуют из онтической и эпистемологической ее интерпретаций?

Унитарно эволюционирующее квантовое состояние Вселенной представляет собой удивительно сложный, многоцветный блок. Внутри этого блока есть множество историй (на самом деле — все возможные истории) макроскопического мира, существующие одновременно. То, что можно называть наблюдателями, расходится, декогерирует и расщепляется, расходится, декогерирует и расщепляется — снова и снова. Миры, которые можно считать отдельными, расщепляются, и расщепляются, и расщепляются. Блок всего один, но отчего-то около его вершины различных миров гораздо, гораздо больше, чем снизу, у основания[133]. Блок заморожен, но, если заглянуть внутрь, можно увидеть жизнь. Все возможные жизни. Твою жизнь.

И.

Или.

Унитарно развивающееся квантовое состояние Вселенной — это экстраполяция, математическая абстракция, используемая наблюдателем для описания все большего и большего числа окружающих его объектов, которые он изучает, описывает и моделирует. Квантовое состояние самого наблюдателя описывает вклад в полное квантовое состояние самого наблюдателя. Или же оно может быть полностью включено в квантовое состояние, приписываемое ему другим наблюдателем. Кто наблюдает за Вселенной в целом? Никто. По крайней мере, если это не посторонний наблюдатель, не аутсайдер. Но в этой игре все мы — инсайдеры. Однако многие части Вселенной, неописуемые во всей своей полноте, сами описывают многие другие ее части с доступной им тщательностью, детальностью и пониманием. Это описание, впрочем, всегда неполно, в нем всегда недостает информации, чтобы понять, какое из большого числа входящих в него возможных результатов действительно станет реальностью. Вселенная жива на концах веток того древнего дерева, где она выросла. (На одной из веток сидите вы, читая это и размышляя о прочитанном.) Она до краев наполнена устремленными в будущее возможностями.

40. Освобожденный разум

(Бодх-Гая, Индия, 1612 год)

Осыпающийся, но все еще внушительный древний храмовый комплекс[134] производит глубокое впечатление. Его необычность и его прошлое подавляют тебя. Кажется, что вокруг тебя десятки, а возможно, и сотни статуй и резных изображений одной и той же сидящей или стоящей фигуры. Местные брахманы утверждают, что это индуистский бог, но, похоже, на фресках изображена фигура человека. Вокруг него множество других людей — от монахов до королей, — с которыми он говорит. Кто же он?

Возраст храма явно указывает на то, что, если этот человек и жил когда-то, он уже давным-давно умер. И все же, если вдуматься, он по-прежнему жив. Его поступки воздействовали на людей сотни, а то и тысячи лет. Кто знает, как широко простирается его влияние; возможно, продвинувшись дальше на восток, ты обнаружишь еще больше следов или даже адептов этого давно покинувшего нас индивида.

И ты вдруг осознаешь, что благодаря этим размышлениям он становится частью тебя: играет твоим умом, влияет, пусть и несильно, на твои мысли, решения и действия. Кем бы он ни был, он думал, принимал решения и действовал точно так же, как ты сейчас, и между вами есть некая связь, протянувшаяся через века и расстояния. С чем еще ты связан? Сколько их, живших до тебя и живущих сейчас? Какое количество различных уголков мира помогают тебе, обеспечивая всем необходимым, когда ты глубоко задумываешься и ведешь внутреннюю борьбу?

Тогда — что значит «внутреннее»?

Тогда — где и когда кончается «твой» разум?

Когнитивные процессы (все) проходят не в голове!

Энди Кларк и Дэвид Чалмерс «Расширенный ум»[135]

Обычно мы думаем о нашем разуме как о том, что «содержится» внутри нашего черепа, и на то есть веские основания. Мы ощущаем его присутствие у нас в голове, поскольку четыре чувства сосредоточены именно там. И мы знаем, что в сознании основную роль играет мозг. Если что-то в мозгу нарушается, ухудшается наша способность мыслить, оценивать ситуацию, ослабевают наши умственные способности. Биологически мы тоже чувствуем себя существующими в определенных границах, независимыми созданиями — с того самого момента, как при рождении мы отделились от матери, и до самой смерти. Мы способны чувствовать себя совершенно обособленными; при этом наши эмоции могут быть самыми разными — от ощущения полного одиночества до признания себя героем. Обычно мы чувствуем, что наш ум, как и тело, — отдельная сущность, соединенная с большинством других ненадежными связями с низкой пропускной способностью. Глубокое и обоюдное взаимопонимание возможно только с немногими и ценится очень высоко. Но даже это небольшое число столь высоко ценимых «других» не может читать наши мысли или досконально знать, что означает быть нами. Кажется, что между нами и ими всегда есть (изначально) непреодолимая пропасть.

Однако такое разделение противоречит наличию целого ряда глубинных и сложных связей, которые мы склонны считать сами собой разумеющимися. Инструментами мышления, к которым относятся как язык, так и огромное число понятий и концептуальных конструкций, снабжает нас общество — то общество, каким оно стало за тысячи и даже миллионы лет своего развития. Субъект, воспитанный вне социального контекста, оказывается абсолютно неприспособленным. Если поместить обычного человека в пустыню, сможет ли он изготовить наконечник и прикрепить его к стреле или копью? А что будет с тем, кто никогда не видел стрелы и копья?

Такие изобретения как письмо, счет или колесо кажутся нам настолько простыми, что создается впечатление, будто придумать все это было «легко». А ведь до их создания жили миллиарды людей — с тем же анатомическим строением и теми же мыслительными способностями[136]! Нам кажется, что мы (поскольку мы в состоянии физически отделить себя от общества) представляем себе, каково это — жить вне общества. Но мы не