— Есть! — вырвалось у Тристана, когда дважды раненный урл выронил меч и отскочил в сторону, освободив путь в пещеру.

Что-то щелкнуло над самым его ухом, и он почувствовал, что его левая рука опустела.

— Талисман! — вскричала Миста, но было уже поздно.

Цепь Зурва ударила по щиту с обратной стороны, и Тристан не удержал его. Ремешок содрал кожу с ладони, оставив на ней две неглубокие царапины, мешавшие, однако, как следует сжать кулак. Талисман со звоном упал на землю, и Глуншул в два прыжка подскочил к нему и поднял его высоко над головой.

— Ужрык! — зарычал Глуншул. — Рубите их, мои убзызыги!

Все было кончено в считаные минуты. Урлы обезоружили Виреля и Мисту. И-гуа бился как бешеный и сумел оглушить еще двух противников, прежде чем остальные повалили его на землю и крепко-накрепко связали ему ноги.

Тристана окружили семеро урлов. Он вертелся из стороны в сторону, пытаясь понять, кто из них нападет первым. Те рычали, выпрыгивали вперед, но не спешили вступать в схватку. Один из них прыгнул на него сзади, Тристан обернулся, готовясь встретить удар, и почувствовал резкую боль под коленками — цепь Зурва скосила его как пшеничный колосок, и он оказался на земле. Подняться он уже не успел.

И-гуа жалобно ржал, пытаясь вырваться, но несколько урлов, прижавших его к земле, не давали ему пошевелиться. Виреля тоже держали два гигантских урла. Что же касается Мисты, то она оказалась в лапах Шугшога. Урлы вдруг начали приплясывать. Они переминались с ноги на ногу, сопровождая каждый свой шаг ударом кулака по латам. Доспехи громко гудели, создавая вокруг невообразимый шум.

— Это хыгва, — прорычал Глуншул. — Боевой танец урлов. Мы танцуем его, когда побеждаем врагов.

В каждом движении танцующих чувствовалась такая ярость и ненависть ко всему живому, какую неспособны выразить даже самые жуткие на свете угрозы. Глаза урлов покраснели, редкие волосы на головах встали дыбом. Воины Глуншула пришли в состояние боевого исступления. Их жесты становились все резче, словно они не танцевали, а сражались с невидимым врагом. Это был дикий танец свирепых воинов, которые не знают ни жалости, ни снисхождения и не умеют прощать. Одного взгляда на хыгву было достаточно, чтобы понять: урлы ненавидят людей так люто, что не делают различия между теми, кто обнажал против них оружие, и теми, кто никогда не проливал их крови. Каждый человек на этом свете — от леопардиста до новорожденного младенца — был для них смертельным врагом.

Наконец урлы встали в круг и выволокли пленников на середину. Окруженным и беззащитным друзьям неоткуда было ждать помощи. Скунсуш, маленький злобный урл, обнажил изогнутый кинжал. На его лезвии Тристан разглядел чудовищные зазубрины, сделанные, очевидно, специально для того, чтобы причинить пленнику как можно больше страданий. Скунсуш занес руку с кинжалом над беспомощным И-гуа. Связанный конь отчаянно бился в пыли, но не мог помешать своему убийце. Тристан закрыл глаза, понимая, что сейчас произойдет. Но вместо отчаянного крика, который он так боялся услышать, он услышал глухой удар. Что-то тяжелое со стоном упало на землю. Сделав над собой усилие, Тристан открыл глаза. На земле лежал Скунсуш. Урл отчаянно скулил, из его разбитого носа текла кровь. Над ним стоял Глуншул.

— Скунсуш, жалкая гнида, — сказал он грозно, — помни Закон Воина. Урлы не воюют с лошадьми!

Он пнул Скунсуша ногой в бок.

— Хозяин, — бормотал Скунсуш, — конь бился против нас и пролил кровь убзызыгов. Закон Воина требует мести.

— Конь защищал себя, — рыкнул Глуншул, — и мы не станем убивать его. Когда все будет кончено, вы перережете ремни и отпустите его на свободу. Но сперва разберемся с людьми.

Он потряс над головой Талисманом, демонстрируя его приближенным. Урлы ответили радостным воплем, который разнесся по ущелью, как раскат грома. Гулкое эхо подхватило боевой клич урлов и донесло до самых далеких закоулков Зубатых гор.

— Настал час урлов! — прорычал Глуншул. — Сегодня начнется эпоха нашей великой мести! Мы отомстим людям за все страдания, которые они причинили нам. За унизительные поражения, за наших погибших братьев, за постоянные издевательства. Они хотели мира! Они думали, что смогут купить нас! Нет! Честь урла не продается. Мы не можем жить в мире с теми, кто убивал наших отцов. Мы лишь тогда заключим мир, когда в Амбинии не останется ни единого человечьего отродья! Когда трусы в поганом городе на холмах увидят в королевском чертоге урлего царевича! Когда я, Глуншул, стану королем и буду носить его корону! Когда убзызыги заберут себе земли людей. Когда рыцари будут уничтожены, а остальные станут рабами. И когда спины этих рабов переломятся от непосильной работы, вот тогда мы заключим мир с людьми!

Новый вопль, еще громче прежнего, разнесся над ущельем.

— Гусухэ, — крикнул Хытхур, — давай скормим людят икотарам! Они давно не ели человечинки.

— Нет, — оскалился Глуншул, — мы не потащим их через горы! Мы закончим все здесь!

Свирепый урл исполинского роста, с багровой раскраской на пунцовом лице, выскочил вперед, выхватив пропитанный ядом нож длиной с человечью руку. Он окинул взглядом троих друзей, словно выбирая свою жертву.

— Это Хуг, — сказал Глуншул, не оборачиваясь, — людей его ремесла называют палачами.

Хуг ответил злобным рыком. Он остановил взгляд на Мисте. Та дрожала от ужаса, понимая, что ее ждет. На ее глаза наворачивались слезы. Хуг вдруг дернулся, будто что-то встряхнуло его изнутри. Его красные глаза полезли на лоб, и Тристан, к своему изумлению, увидел, как кровь тремя ручьями потекла у него из груди. Хуг застонал и упал лицом в пыль. Из его спины торчала стрела с белым оперением.

Со стороны разрушенной крепости, прыгая по крутым утесам, к ним спешили леопардисты. Впереди отряда с обнаженным мечом в руках бежал Кестиан. За ним следовала Лерира, на бегу натягивавшая тетиву лука. За