кому я пойду в первую очередь. Я оглядываюсь в поисках ближайшего спуска к пристаням. Возьму какой-нибудь ялик и отправлюсь на верфь. Расскажу, что наузнавала. Может, кстати, Колум сообразит, кто этот наш предок, разве что слишком далекий? У деда, я слышала, была родословная на неведомо сколько поколений, но дедова библиотека пропала вместе с домом. Может, Колум ее помнит? Было бы здорово в следующий раз прийти и назвать предка по имени.

Я спускаюсь к деревянному пирсу, который протянулся за быком Моста в глубину бухты. Брать первый попавшийся ялик нельзя. Надо высмотреть лоцманский. Наши, навигеновские, ялики все одинаково выкрашены, все собраны на Колумовой верфи по единой схеме, что там, я могу – при наличии хороших досок и инструментов – сама собрать такой ялик. Конечно, если кто-то будет помогать, ведь часть операций предполагает, что доски надо держать на весу. А вот и он.

Я спускаюсь в лодочку, вытаскиваю из нее и ставлю в уключины весла. Отвязываю конец и, еще стоя, слышу оклик.

На таком же ялике со стороны верфи кто-то гребет… Лодочка заходит в тень Моста, и фигура превращается в черный силуэт на бликующей воде. Ближе… Ближе… Выфь.

– Привет, – говорю я.

– Вылезай, пошли в лоцманский дом, на верфи сейчас не до нас.

У меня падает сердце.

– Колум?

– Жив. Но плох. Шторм там. Сказала Гилю, что ничего поделать не может.

– Шторм не может?

– Слушай, я же не знаю, как это все работает. Но уж, поди, ей обманывать-то ни к чему? Она там сейчас на кухне. Плачет. Ванг у него с ночи сидит.

Я вспоминаю, как страшно похудел Колум за те месяцы, которые прошли со смерти Алкесты, и молча киваю. А ведь я винила его за то, что он сделал ей ребенка. Поди, после стольких лет, как у них ничего не получалось, он и не ожидал, что она может забеременеть? Вообще, даже думать о том, что у немолодых людей что-то такое происходит, отвратительно. Не! Не то чтобы они не должны. Но как-то сразу начинаешь представлять, буэ, кошмар – а с такими вот последствиями… Ох, нет, я ведь даже не сообразила, а на самом-то деле воображаю, как он себя грызет… Ну и вот. Давай, дядя, оставь нас вообще без старших, это ты отлично придумал…

– Эрика надо отпустить, вот я еду, с Четвертого Юга пришла здоровенная делегация, Локи там почти все порешала, но их же и разместить, и неформально с ними посидеть надо, а она тоже не разорвется, – продолжает Выфь. – От тебя, конечно, мы ничего такого не попросим, но хоть будь под рукой.

– Но я тоже… Попрощаться хочу, – с трудом говорю я.

– Да попрощаться, я надеюсь, не вопрос часов, – хмуро бурчит Выфь. – Если увидим, что дело совсем плохо, все же там соберемся, и тебя, конечно, не оставим. Сейчас там и повернуться негде, команда вся тоже под окнами стоит…

Мы молча крепим концы яликов к аккуратно выкрашенным зеленой краской кнехтам, я ловлю себя на том, что наматываю и наматываю оставшийся хвостик, он расползается, я наматываю снова, а Выфь ждет и ничего не говорит.

Он думает: «Держись. Если ты сейчас сорвешься, сорвусь и я, а со мной и все наши».

Я думаю: «Дурак. Что я, не понимаю, что ли?»

Он думает: «Спасибо».

Нет, мы не читаем мысли друг друга, но они мои Братья, а я их сестра, и это немало.

Мы поднимаемся по лестнице, по которой я совсем недавно сбежала, как вдруг Выфь спотыкается. Останавливается, поворачивается ко мне.

– Ему легче. Уснул. Врач говорит, теперь покой – и через недельку будет ходить снова.

– Шторм смотрела? – быстро спрашиваю я.

– Еще нет, скоро посмотрит.

Выфь делает какое-то движение, словно хочет меня обнять, но тормозит посередине, морщится, поворачивается спиной и продолжает подниматься.

Уже совсем возле лоцманского дома я трогаю Выфя за рукав.

– Эрик уехал на верфь?

– Да нет, отбой дали, – вяло говорит Выфь. – Все тихо ждем, Шторм посмотрела, вроде можно выдыхать. Он все равно сейчас спит.

– Хорошо, тогда я к Эрику.

– Добро, – кивает Выфь и, видимо, тут же забывает о том, что я плетусь сзади, ускоряет шаг и ныряет не в парадный, а в один из маленьких боковых входов, едва не стукнув меня по носу дверью.

Брат торчит на своей башне такой же встрепанный, как и Выфь, ну и немудрено. Полирует какую-то линзу от своего телескопа – вот не пойму, какой смысл в этом телескопе, здесь же каждые двести шагов рисунок созвездий меняется? Но мало ли, я вот тоже не то чтобы полезным делом занята.

– Привет, – говорю, – а где у вас лежат данные по закрытым лоциям?

– Как давно закрытым? – уточняет Эрик.

– Конкретно по упавшим вместе с Мостом.

– Эти все стоят в четвертом шкафу в подвале. Здесь. Тебе нужны какие-то конкретные?

Я припоминаю схему, которую нарисовал мне предок.

– Северы, внутренние, кроме самых последних.

Эрик смотрит на меня с интересом.

– А последние – это какие?

– Которые отходили от основной линии совсем уже на берегу, дальние развилки. Вот их не надо.

Эрик задумывается.

– А вот я не уверен, что они отсортированы по последовательности ветвления. Но там, в шкафу, где-то схема была, Шторм нарисовала, когда только планировали, что откуда отламывать.

– О, – радуюсь я, – схема – это вау! На ней же, поди, еще и указано, кто из вас где стоял?

– Вот не помню. Но это тебе кто угодно из Братьев подпишет, ты только копию сама сделай, ладно?

– Ну уж конечно, на документе чиркать не будем.

Эрик улыбается и качает головой. Ну да. Он зануда и предпочитает лишний раз напомнить, чем потом жалеть. Наверное, он прав.

Вечером Рры выгоняет меня из подвала, я ем, не чувствуя вкуса, и падаю спать на первую попавшуюся кровать. Пятьдесят девять северных лоций, из которых тридцать две не подходят – они внешние, то есть выходили на восточную сторону Моста, а Лмм пропал на внутренней стороне. Семь – развилки на суше, тоже можно отложить. Осталось двадцать, по каждой отдельная папка – уровень технологий. Имена и адреса контрагентов. Союзники, недоброжелатели и основные поводы для вящей осторожности. Климат. Что возили туда, что возили оттуда.

Последнее лично мне после колумовской зубрежки говорит больше всего. Я боюсь мест, куда затруднен ввоз лекарств, нот и музыкальных инструментов. У меня волосы на загривке встают дыбом от пометки «Все товары пересчитываются на цену взрослого мужчины, не имеющего профессии». Нет, земного рая нет нигде, и местность, которая продает засушенные цветки для бодрящего напитка, нежнейшую шерсть и фарфор, а покупает световые устройства на солнечных батареях, неоднократно также подавала запрос на «элегантные, необычные пыточные устройства». Но перспектива искать Лмма где-нибудь, где большим спросом пользуются не тронутые кариесом человеческие зубы, меня совсем не радует.