Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Я должна закрыть глаза? Не смотреть, как единственный оставшийся у меня ребенок губит себя на моих глазах? Учиться! Стать врачом! Это фантазии. Лучше найди себе мужа, который сможет тебя содержать. Но для этого ты должна следить за собой, девочка. Пугало никто не возьмет.
Мари решительно отложила карандаш и встала, чтобы помочь Тилли. Конечно, Гертруда беспокоилась, она желала для Тилли добра. По-своему.
– Я говорю это в сотый раз: я никогда не выйду замуж. Пожалуйста, прими это наконец к сведению, мама!
Мари поспешила вниз по лестнице. Теперь она была серьезно обеспокоена, потому что голос Тилли дрожал. Возможно, она вот-вот разрыдается.
– Гертруда! – позвала Мари, открывая дверь гостиной. – Я думаю, Ханна идет с детьми из церкви.
Это был умный ход, потому что Гертруда посмотрела на настенные часы и подбежала к окну.
– Боже мой. Ты их увидела сверху? Они так рано. Я приготовлю горячий шоколад, на улице холодный ветер. Да и в церкви, наверное, было не очень тепло.
– Хорошая идея! – воскликнула Мари. – Горячий шоколад – то что нужно в такую осеннюю погоду!
Воодушевившись, Гертруда поспешила на кухню, чтобы размешать черное горькое какао с сахаром и небольшим количеством сливок в густую пасту и после залить горячим молоком. Любовь Гертруды готовить и печь не угасала, и Ханна теперь была ей умной и усердной помощницей.
Тилли откинула длинные распущенные волосы и с благодарностью посмотрела на Мари. Сейчас, утром, она показалась Мари еще более худой, чем вчера вечером. Ее платье было довольно поношенным, даже протертым на правом рукаве.
– Ты пришла очень вовремя, Мари. Еще одно слово, и я бы вцепилась ей в горло!
– Я знаю…
– Это ты все придумала?
Мари тихо засмеялась и кивнула. Тилли в ответ улыбнулась. Из кухни послышался стук металлической кастрюли, упавшей на пол. Гертруда иногда была неуклюжей.
– Иисус и Мария! – ругалась Китти в коридоре. – Что за шум ты подняла посреди ночи, Гертруда? Разве в этом доме дадут хоть немного поспать?
– Уже почти полдень, юная леди! – спокойно заметила Гертруда. – Но людям, которые ведут активный ночной образ жизни, вероятно, нужен дневной сон!
Ответом было недовольное ворчание, затем дверь гостиной открылась. Китти была в своем утреннем халате, волосы взъерошены, глаза еще сонные.
– Она сводит меня с ума. Швыряется кастрюлями и сковородками. О, Тилли. Ты хорошо спала, дорогая? Ты похожа на увядший тюльпан. Мы должны привести тебя в порядок, не так ли, Мари? Мы сделаем это, ты можешь на нас положиться, Тилли. Боже, я все еще в оцепенении. Сегодня воскресенье, не так ли?
Она провела рукой по волосам и рассмеялась, вытерла лоб тыльной стороной ладони, скорчила гримасу и снова рассмеялась.
– Воскресенье – точно. Садись, Китти. Я, думаю, в кофейнике еще есть кофе.
Мари знала привычку Гертруды оставлять чашку кофе для Китти, поскольку та редко вставала раньше десяти утра.
– О да! Теплый кофе – это как раз то, что мне сейчас нужно, – насмешливо и неблагодарно заметила Китти. – Она устраивала свое обычное представление. Опустилась на диван с легким стоном, милостиво приняла чашку и держала ее в руке, продолжая говорить. – Фу, вкус отвратительный, но бодрит. Теперь я снова здесь. Какая чудесная вечеринка была вчера в Художественном союзе! Представляешь, Тилли, он был так взволнован, когда я рассказала, что ты уже в Аугсбурге… Он придет сегодня вечером. Ах да. Марк и Роберто тоже заглянут. И Неле, я думаю. Я должна сообщить Гертруде и Ханне, Роберто так любит ее миндальный торт.
Мари было трудно разобраться в потоке слов Китти, но когда она заметила недоуменный взгляд Тилли, то наконец вмешалась:
– О ком ты говоришь, Китти?
– О Роберто, конечно, дорогая Мари. Роберто Кролл, такой симпатичный парень, который, к сожалению, настаивает на том, чтобы носить бороду, потому что считает себя гениальным художником…
– Роберто был взволнован, что Тилли в городе?
Китти уставилась на нее с недоуменным взором.
– О чем ты говоришь, Мари? Конечно, не Роберто. Это был Клиппи, добрый, верный Клиппи.
Тилли покраснела и, смутившись, посмотрела в сторону. Китти допила свою чашку, устроилась в углу дивана и подняла ноги.
– Всем известно, что бедный Клиппи без ума от нашей Мари, – болтала она без остановки. – Но поскольку моя дорогая Мари любит только своего мужа – чему я очень рада, потому что Мари принадлежит моему Паулю, – Клиппи придется искать других женщин. Он просто душка, Тилли, можешь мне поверить.
Тилли застонала и зажала уши обеими руками.
– Пожалуйста, Китти! Не начинай ты тоже. Мама только что прочла мне свою обычную лекцию.
Но Китти было не остановить:
– Все, что я хочу сказать, это то, что господин фон Клипштайн будет нашим гостем сегодня вечером и будет рад встретить тебя здесь. Больше ничего. Он очень милый и щедрый человек, как ты сама знаешь. Он никогда бы не стал указывать своей жене, что ей делать. Ты можешь учиться и стать врачом, не беспокойся – Клиппи всегда тебя поддержит…
– Ты зря стараешься, Китти, – перебила ее Тилли. – Я никогда не выйду замуж. Именно ты должна понимать меня лучше всех.
Китти на этот раз промолчала, обхватив руками согнутые колени, и посмотрела на Мари в поисках помощи.
– Из-за… из-за доктора Мёбиуса? – тихо спросила Мари. Тилли лишь кивнула. Она проглотила слезу и откинула длинные волосы за уши. Странно, что она, так смело взявшись за мужскую профессию, продолжала носить старомодные прически.
– Ты все еще надеешься, что он когда-нибудь вернется из плена?
Тилли покачала головой. На мгновение в гостиной воцарилась тишина, раздался ровный бой напольных часов, на кухне звенели посудой. Затем Тилли начала говорить, запинаясь и очень тихо:
– Я точно знаю, что Ульрих мертв. Он умер в маленькой деревне где-то на Украине. Полевой госпиталь, как и всегда, организовали сразу за линией фронта. Чтобы раненым можно было оказать помощь как можно быстрее. В деревне прятались партизаны и стреляли по всему, что двигалось. Ульрих погиб, пытаясь спасти жизнь молодому солдату.
Мари не знала, что сказать. Китти напоминала испуганного ребенка, съежившегося от страха.
– Откуда ты знаешь? – спросила она с сочувствием в голосе.
– Один из товарищей рассказал его родителям. Они написали мне… Ульрих попросил своего товарища сообщить мне, если погибнет.
Судьба, как у тысяч других, подумала Мари с грустью. Но как больно, когда сталкиваешься с этим на собственном опыте. Странно, что сейчас люди избегают вспоминать о войне. Что мы спешим в новую, современную жизнь и не хотим