Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Беверли, не отпуская моей руки, метнулась за угол. Мы попали в один из внутренних двориков и обнаружили там семью немецких туристов. Их было пятеро — флегматичный темноволосый отец, мать с заостренным лицом и светлыми волосами и трое детей от семи до двенадцати лет. Когда начался погром, они, должно быть, спрятались за ларьком с фастфудом и как раз вылезали, когда во дворик влетели мы с Беверли. Мать семейства вскрикнула от ужаса, старшая девочка завизжала, а ее отец весь подобрался и сжал кулаки. Драться он не хотел, но всерьез приготовился защищать свою семью от опасностей любого толка. Я показал ему удостоверение, и он, изумленно на нас посмотрев, успокоился.
— Polizei,[53]— сказал он жене, а потом очень любезно спросил, можем ли мы помочь им.
Я ответил, что мы с радостью это сделаем, и начать следует с перемещения к ближайшему выходу и прочь из этого здания. Внезапно я сильно вспотел и обнаружил, что это жар от пламени у меня за спиной. Горела вся задняя часть крытого рынка. Одной рукой я толкнул в направлении западного выхода отца семейства, другой — старшего мальчика.
— Raus, raus![54]— завопил я, искренне надеясь, что это означает «выходите».
Беверли вела нас в юго-восточную часть рынка, которая пока не пострадала от погрома. Мы едва успели миновать второй ряд киосков, как вдруг Беверли резко остановилась, и мы с немцами с разбегу налетели на нее. Впереди, у западного фасада здания, несколько погромщиков вступили в схватку с прибывшими полицейскими.
— Мы в ловушке, — выдохнула Беверли.
Хулиганы находились спиной к нам, но обернуться могли в любой момент.
Один из ближних бутиков странным образом уцелел. Поскольку входить в горящее здание было бы упадническим шагом, вариант у нас оставался только один. Только когда мы всей толпой завалились внутрь, я, скорчившись за манекеном, одетым в два клочка тонкого шелка, понял, что мы в магазине сети «Сераль». Немцам я велел спрятаться под прилавком, чтобы их не было видно снаружи.
— Пожалуйста, — проговорила мать семейства, — объясните, что здесь происходит?
— Без понятия, подруга, — ответила ей Беверли. — Я просто тут работаю.
Рынок «Ковент-Гарден» состоит из четырех параллельных рядов магазинов с общей стеклянно-металлической крышей. Изначально эти ряды составляли открытые зеленные и фруктовые лавки. Потом здесь прорезали окна и провели электричество, но шириной они по-прежнему были меньше трех метров. Потом между ними втиснулись всякие мастерские, кафе и миниатюрные варианты дорогих сетевых бутиков. Такая фигня, как теснота, ни в коем случае не могла помешать производителям собирать дань с обеспеченных туристов. Поэтому над нами теперь возвышались изящные манекены, серебристые и черные, одетые в отвлекающе откровенные атласные вещицы. Я убеждал себя, что благодаря этому снаружи на нас не будут обращать особого внимания.
Это вскоре пришлось проверить экспериментально — несколько погромщиков крались мимо витрины. Судя по рваным пиджакам и грязным белым рубашкам, они были не из труппы, а из зрительного зала. Затаив дыхание, я смотрел, как они остановились у витрины, переговариваясь зычными брокерскими голосами.
С удивлением я понял, что мне совсем не страшно. Скорее стыдно — за то, что вот это милое семейство эдаких фон Траппов[55]приехало посмотреть мой город, а в нем, вместо того чтобы радостно и с легким сердцем расставаться с деньгами, им приходится смотреть на насилие, жестокость и дурные манеры, демонстрируемые гражданами. Это меня раздражало до невозможности.
Брокеры устремились дальше, в западную часть рынка.
— Ладно, — сказал я спустя пару минут, — пойду разведаю обстановку.
Осторожно высунувшись из двери бутика, я огляделся. Хулиганов поблизости не наблюдалось, и это было хорошо. Плохо то, что они, возможно, сбежали от пожара, охватившего все вокруг. Я решил сбегать посмотреть, что делается у ближайшего выхода. Но не успел сделать и нескольких шагов, как пламя пожара опалило мне волоски в носу. Я метнулся назад, в магазин.
— Беверли, нам хана! — выпалил я и сказал ей про пожар.
Мать семейства нахмурилась. В семье она была за переводчика.
— Есть проблема? — спросила она.
Языки пламени уже отражались в витрине и на равнодушных серебряных лицах манекенов, так что лгать не имело смысла. Она посмотрела на своих детей, затем снова на меня.
— Неужели ничего нельзя сделать?
Я посмотрел на Беверли.
— Ты умеешь колдовать? — Жар чувствовался уже и здесь. — Да или нет?
— Ты должен мне разрешить.
— Что?
— Это часть договора, — пояснила Беверли. — Ты должен дать разрешение.
Одно из стекол витрины треснуло.
— Разрешаю, — проговорил я. — Делай, что нужно.
Беверли бросилась на пол, прижалась к нему щекой.
Губы у нее беззвучно шевелились. И я почувствовал, как что-то проходит сквозь меня. Ощутил летний дождь, услышал, как мальчишки где-то вдалеке гоняют в футбол, почувствовал, как пахнут на окраине города дикие розы и свежевымытые автомобили, и даже словно бы увидел, как светится вечером сквозь тюлевые занавески голубой экран телевизора.
— Что она делает? — поинтересовалась мамаша. — Молится за нас?
— Вроде того, — ответил я.
— Ш-ш-ш, — перебила меня Беверли, усаживаясь на полу, — не мешай слушать.
— Что слушать?
Что-то вдруг влетело в окно и, отскочив от стены, упало мне на колени. Это был предохранитель пожарного гидранта. Беверли заметила, что я недоуменно его рассматриваю, и виновато пожала плечами.
— Что ты сделала? — спросил я.
— Не знаю, — ответила она, — я же в первый раз.
Дым сгущался, заставляя нас лечь лицами вниз на пол — к счастью, все еще прохладный. Средний ребенок немецкой пары плакал. Мать обняла его и прижала к себе. Младшая дочка держалась на удивление спокойно. Она не сводила с меня больших голубых глаз. А вот ее отец был в отчаянии и наверняка уже готовился совершить что-нибудь героическое, но бессмысленное. Я прекрасно понимал, что он чувствует. Оставшиеся стекла витрины тоже полопались, на меня сверху посыпались осколки стекла. Я вдохнул, закашлялся от дыма и вдохнул его еще больше. Мне вдруг стало не хватать кислорода. Я понял, что это значит — я погибаю.
И тут Беверли засмеялась.
И внезапно вокруг как будто настал солнечный воскресный день под ослепительно голубым небом. Запахло нагретым пластиком и пылью — это детский надувной бассейн вытащили из летнего сарая. Дети, кто в купальниках, а кто и в трусах, бегают вокруг и подпрыгивают от нетерпения. Отец с красным от натуги лицом надувает бассейн, мать кричит ему, чтобы был осторожнее, а шланг уже протянут в кухню и надет на кран с холодной водой. Вот он издает булькающий звук, и дети завороженно смотрят на его отверстие…