была ясна всем, рядовые настаивали на обсуждении приказов, что уничтожало саму основу существования армии. Чем сильнее рядовых унижали рукоприкладством и телесными наказаниями, тем сильнее они стремились унижать и даже терроризировать офицеров. Кроме того, структура каждой армии неизбежно повторяет социальную структуру страны. Когда революция разрушает социальную и политическую структуру общества, это неминуемо отражается и на структуре армии. В военное время, когда армия становится «вооруженным народом», фронт либо живет теми же чувствами и мыслями, что и тыл, либо вступает с этим тылом в вооруженный конфликт. Попытки старых командиров сохранить нетронутой структуру старой армии во время всех революций приводили к «карательным экспедициям» фронтовых частей против революционных столиц; во время всех удачных революций дело кончалось временным «обезглавливанием» армии, кризисом, радикальной реформой и полной сменой высшего командования.

   В результате революции на русском фронте возникло очень сложное положение. Начало переговоров думских лидеров с высшим командованием показало, что между правительством «прогрессивного блока» и генералами непримиримых противоречий нет. И те и другие неохотно расстались с царем, рассчитывая такой ценой спасти династию. На конференции «прогрессивного блока» 1 октября 1916 г. Милюков искренне говорил: «В глубине души мы все монархисты». Поэтому не всем членам блока было так же легко расстаться с монархией в целом. Более того, «прогрессивному блоку» пришлось опереться на свое левое крыло и искать союзников среди левых партий, даже рискуя утратить поддержку правых. В результате возникло непонимание. Начальник штаба ставки генерал Алексеев в конце концов пожалел, что поддержал отречение Николая. Он пришел к собственным выводам, неблагоприятным для Родзянко; даже этот типичный старорежимный политик казался ему неискренним и подозрительным из-за его связей с людьми «слева». Родзянко тоже чувствовал, что ему будет трудно наладить политическое сотрудничество с Алексеевым. Но согласно военному кодексу во время отсутствия главнокомандующего этот пост автоматически занимал начальник генерального штаба; поэтому генерал Алексеев стал фактическим главой армии, а вскоре был утвержден в этом качестве официально. Временное правительство не согласилось с указом царя[17], который назначил своим преемником на этом посту великого князя Николая Николаевича; оно не могло бы этого сделать даже при всем желании. Наименее болезненным способом была замена Николая Николаевича генералом Алексеевым, поэтому главнокомандующим назначили именно последнего. Возникла парадоксальная ситуация: 19 марта более консервативный Временный комитет членов Государственной думы обратился к более радикальному Временному правительству с серьезным предупреждением. Изучив предыдущую деятельность Алексеева и его «неспособность понять текущий момент», комитет настойчиво советовал «освободить генерала Алексеева от должности главнокомандующего». 18 марта председатель комитета Родзянко писал председателю кабинета министров:

   «Это назначение не приведет к успеху в войне. Поймите, генерал Алексеев всегда считал, что армия должна командовать тылом, что армия должна командовать волей народа и что армия должна руководить правительством и всеми его мероприятиями. Вспомните обвинения генерала Алексеева против представителей народа [Государственной думы. – Примеч. авт.] , что главным виновником приближавшейся катастрофы был русский народ в лице его представителей. Вспомните, что генерал Алексеев категорически настаивал на немедленном установлении военной диктатуры...»

   Теперь благодаря записям того времени, сделанным в «Дневнике» генерала Алексеева, мы знаем, что первый командующий русской революционной армией про себя всегда называл Совет солдатских депутатов Советом собачьих депутатов! Генерал Алексеев был до мозга костей пропитан старой психологией, диктовавшей вывеску «Вход нижним чинам и собакам воспрещен».

   Алексеев не отличался сильным характером. В начальники штаба ему придали Деникина – человека темпераментного, резкого, упрямого, решившего полностью игнорировать существование всех солдатских коллективов или организаций. Отличавшемуся таким же характером генералу Крымову предлагали несколько высших постов, но он отказался, после чего жаловался Деникину:

   «Как можно работать в таких условиях, когда Советы и непокорная солдатская масса не позволяют правительству сделать ни шагу? Я предложил в два дня очистить Петроград силами одной дивизии – конечно, не без кровопролития... Ни в какую! Гучков возражает, Львов кричит: «Боже упаси! Это вызовет такие сложности, такие беспорядки!»

   Когда заседание правительства утвердило командующим Петроградским военным округом генерала Корнилова (от общественности скрыли, что Корнилов был назначен на этот пост самим царем), «он охарактеризовал политическую ситуацию так же, как Крымов: правительство не имеет власти, а потому необходима суровая чистка Петрограда»1.

   Временный комитет членов Думы, еще не считавший, что он отыграл свою роль, сделал любопытную попытку выяснить истинное состояние армии, направив на фронт специальных делегатов. Один из них писал:

   «Мы говорили со многими офицерами. Многие абсолютно не понимали ситуации и спрашивали нас: «Неужели вы не могли посоветоваться с армией, прежде чем делать революцию?» Они недовольны тем, что это было сделано без спроса, так сказать, «с кондачка», штатскими, которые не посоветовались с ними. Некоторые командиры были очень тактичны. После революции, отречения и т. д. они без шума убрали все портреты [царствующих особ. – Примеч. авт.];однако в некоторых частях эти портреты все еще демонстративно висят на прежних местах. Когда солдаты потребовали убрать портреты, командиры отказались – не потому, что привязаны к этим портретам или обожают старый режим, но потому, что, по их мнению, этого не позволяет дисциплина: «С какой стати мы будем подчиняться требованиям солдат?» Такое поведение грозит опасными последствиями. Некоторые солдаты говорили прямо: «Мы убьем командира такого-то; мы уже договорились об этом». Мы отвечали им: «Успокойтесь, Временное правительство так или иначе решит этот вопрос, оно примет меры, чтобы вами командовали подходящие люди».

   И правительство их приняло; но это были не меры, а полумеры. Настоящие меры были приняты снизу.

   «Некоторые из них [командиров. – Примеч. авт.] сознавали свою задачу, но другие не желали понимать, что все изменилось и что они сами должны измениться. Они злятся на новые приказы, в том числе на приказ Гучкова обращаться с солдатами вежливо: они говорят, что такие вещи делают только тыловые крысы, которые не имеют с армией ничего общего» .

   Обсуждая с членом Думы приказ о вежливом обхождении с рядовыми, командир дивизии выразился коротко и энергично: «Я порол этих мерзавцев и буду пороть, а если кто-нибудь пикнет, я сам дам ему пятьдесят ударов плетью».

   После данной поездки не социалисты, не Совет, а сам Временный комитет Государственной думы заявил: «Это контрреволюционные настроения».

   Но могло ли быть по-другому? Нет.

   Ближайший помощник великого князя Николая Николаевича генерал Данилов признает в своей книге «Россия в мировой войне», что еще до падения самодержавия «кроме оппозиции единственной реальной силой была армия, воспитанная своим единым командованием в духе беззаветной преданности отечеству, которая отождествлялась с древней российской системой управления». Это «единое командование», тщательно отбиравшееся в течение нескольких веков, понесло огромные потери на