За эти спасительные секунды Максим успевает значительно оторваться от погони и… проснуться.

Он поморщился и вытер губы тыльной стороной ладони:

– Какая глупость мне приснилась!..

– Я люблю тебя, – прошептала ему в самое ухо Татьяна. – Просыпайся скорее, милый.

Танкован разлепил веки. Тяжелая люстра, увешанная бирюльками от Сваровски, искрилась в тонких лучах раннего солнца, пробивающегося сквозь щели в массивных бархатных шторах.

– Ты неотразим, – ворковала Михеева. – Ты просто великолепен…

«А ты – ненасытна», – мысленно вздохнул он.

Кто бы мог предположить, что худые, закомплексованные блондинки бывают такими страстными и неуемными в желаниях?!

Максим потянулся, хрустнув косточками, и сел в кровати. Спальня еще тонула в полумраке. Огромные, под потолок, раздвижные створки зеркального шкафа отражали разобранную постель со смятой простыней, сползшим на пол одеялом и двумя обнаженными телами: одним – смуглым и жилистым, а другим – белым и хрупким.

Танкован усмехнулся отражению, поправил растрепанные волосы и, откинувшись, потянулся за бокалом, оставленным вчера вечером на прикроватной тумбочке. Но его на месте не оказалось. Под фигурной лампой с крохотным стеклянным абажуром стояло только блюдце с парой виноградинок и мокрыми веточками лозы.

– Где мое вино? – нахмурился он.

– Ты хочешь выпить? – удивилась Михеева. – Прямо с утра?

– Не выпить, а пригубить, – поправил ее Максим. – Божественный напиток, придающий мужчине сил для утреннего куража.

– Куражиться будем вместе? – лукаво подмигнула она и прильнула губами к его груди.

Танкован снова поморщился. После вчерашнего нестерпимо болела голова, а во рту горела пустыня Гоби. Романтический вечер при свечах постепенно перерос в бушующую страстями ночь. Он попытался вспомнить, сколько выпил. Три… нет, кажется, даже четыре бутылки «Шардонне» и еще шампанское… Максим застонал.

– Что с тобой, милый? – участливо осведомилась блондинка. – Тебе нездоровится?

– Угу, – подтвердил он. – Если быть точным, мне совсем хреново.

Она отправилась на кухню и принесла ему стакан воды, таблетку растворимого аспирина и целую упаковку парацетамола.

– А вино где? – слабым голосом поинтересовался Танкован. – Где мой божественный напиток?

– Вино по утрам пьют только алкоголики, – назидательно произнесла Михеева. – Прими аспирин и полежи денек в постели. Ты ведь сказал, что на работу сегодня не нужно ехать?

– Пока не нужно, – подтвердил он и задумался: каким-то будет этот рабочий день?

– Вот и славно, – улыбнулась адвокатесса. – Однако про себя того же сказать не могу. Через час нужно бежать. – Она присела на кровать и, юркнув руками под одеяло, шаловливо закусила нижнюю губку: – Может быть, провести эти шестьдесят минут с пользой?

– Сейчас от меня пользы мало, – вздохнул Максим. – Буду ждать, пока подействует парацетамол, а потом приму контрастный душ.

– Знаешь, – Татьяна легла рядом с ним на живот, подперев кулачками подбородок, – если честно, я сама себя не узнаю. Мне кажется, ты меня заколдовал.

«Сколько раз я уже слышал подобное! – мысленно хмыкнул он. – Все вы поете одно и то же», – а вслух сказал:

– Представляешь, мне тоже самое кажется, но – про тебя. Это твои чары что-то делают со мной! Я стал безвольным, глупым и… счастливым.

– Нет, серьезно. – Михеева возвела глаза к потолку. – Я никогда в жизни не испытывала к мужчине ничего похожего. Влюбилась как дура. – Она хлопнула ладонью по одеялу. – Да еще так быстро! Оглянуться не успела.

«Ничего неожиданного, – мысленно возразил Танкован. – Все было предсказуемо с самого начала».

– Я ведь тебе сразу понравился? – Он самодовольно улыбнулся.

Татьяна покачала головой.

– Не думаю… Точнее, сначала мне было жаль тебя. Избитый мотоциклист, пострадавший по моей вине… – Она перевернулась на спину. – Потом чувство вины уступило место какой-то… заинтересованности… Я не знаю, как сказать правильно… Что-то показалось мне в тебе необычным. Привлекательным и в то же время…

– Отталкивающим? – подсказал он, ухмыляясь.

– Нет… – Блондинка подыскивала слова. – Опасным, что ли…

– Опа-асным? – театрально удивился Максим. – Во мне?

– В какой-то момент ты мне стал интересен, но внутренний голос… интуиция… подсказывали, что от тебя стоит держаться подальше. – Она виновато улыбнулась.

– Это правильно, – шутливо подтвердил он. – Я могу съесть и даже не облизнуться.

– Ты бабник, конечно… – вздохнула Михеева и ткнула его кулачком в плечо. – И нам, женщинам, от таких, как ты, одни только беды и страдания.

– Что же не прогнала меня прочь? – усмехнулся Танкован. – Почему сама не ушла, не отстранилась?

– Было дело, я уже почти собралась, – призналась она. – Когда ты предстал передо мной хитрым обманщиком и эгоистом.

– Это когда? – уточнил он.

– Когда явился на встречу, беспокоясь о заявлении в милицию, а наплел небылиц про то, что хочешь моего расположения. – Она лукаво подмигнула и тут же помрачнела. – Ну, и когда показал, что тебе безразлична судьба друга.

Максим рывком сел в кровати.

– Ты мне действительно понравилась! – Он потряс руками. – С того самого момента, как увидел тебя впервые – такую беззащитную, хрупкую, в очочках и сиреневом платьице! Почему ты мне не веришь? У меня нет нужды или тайного умысла водить тебя за нос, родная… И про Руслана я все объяснил…

– Объяснил, – согласилась Татьяна. – Но знаешь, для меня тогда явилось открытием другое… Я вдруг почувствовала, что ты один. В смысле, одинок. Я вдруг поняла, что ты хочешь казаться циником, потому что на самом деле – ранимый и беззащитный. И мне захотелось… помочь тебе. А может, одновременно – и себе. Ведь мы в чем-то очень похожи, Максим.

Тот удивленно вскинул брови.

– Очень похожи, – повторила Михеева. – Мы оба страдаем от того, что одиноки, оба боимся, что люди могут причинить нам боль. И оба мечтаем о любви, о детях… о счастье. – Она запрокинула голову и сладко потянулась. – А теперь мне кажется, я начинаю чувствовать себя счастливой! Я словно парю в облаках. Не опускай меня на землю, ладно?

– Ладно, – с улыбкой пообещал Максим. – Будем летать вместе.

– Правда?

Он невольно поморщился: как сложно привыкнуть к этому глупому переспрашиванию!

– Ты правда понимаешь меня? – Татьяна села и приникла щекой к его плечу.

– Больше того, – подтвердил он. – Я думаю точно так же, как ты. Мне тоже кажется, что я обрел родственную душу. Встретив тебя, я вдруг явственно понял, что никогда еще никого не любил.